— Что, Кузьма, съел?
— Кузьма, не томи хрюшу. Иди опрокинь ещё шкалик — и на место.
Насмешки неслись со всех сторон. Хотя и во хмелю был Кузьма, но на этот раз сообразил быстро, что лучше всё же скрыться. Махнув рукой, он неуверенной походкой быстренько засеменил обратно в хату, откуда его все равно вскоре выдворили на свежий воздух.
— Здорово, дед Лявон! Всё народ веселишь? — к хохочущей толпе подошли и Прохор с Марылькой.
— И вам здоровьица. Примите и мои поздравления.
— Благодарствуем, дедушка, — сказала Марылька.
— Дядька Мирон, — окликнул Прохор вышедшего из хаты свата. — Надо бы деда Лявона угостить. Уж кого-кого, а его непременно чаркой попотчевать надобно.
На деревенских свадьбах, если хотели угостить кого-то из посторонних, то обычно выносили бутыль или чарку с закусью. В хату приглашали лишь особо почитаемых на селе людей, по разным причинам не оказавшихся среди званых гостей.
— Для деда Лявона шкалик горелки у нас найдётся, — весело сказал Мирон, и осторожно положив руку на плечо старика, хитро подмигнул: — А пошли-ка, дед, в хату, за стол. Не пристало таким людям выпивать на ходу!
Польщённый таким предложением, Лявон гордо последовал за Мироном под завистливые взгляды остальных зевак.
На дворе зазвучали песни и мелодичные переливы жалейки. Начались забавы, танцы и потехи. Хмель поддавал гостям весёлого задору. Даже некоторые деды, тряхнув стариной, пускались в неуклюжий пляс. Скрипя костями и в одышке жадно хватая воздух беззубыми ртами, они косили завистливые взгляды на вёртких молодиц и изо всех сил старались показать, что есть ещё порох и в их пороховницах.
По хате сновали бабы, поднося миски с едой и убирая объедки. Лявона посадили за крайний стол, налили горелки. Дед Лявон обвёл взглядом хату и грустно вдруг подумал: «Вот как бывает… В этой хате отродясь не бывал, а тут и года не прошло, как уж во второй раз под этой крышей за стол усадили… Да-а… Дай бог благополучия в этих стенах».
— Что задумался, дед, давай компанию составлю, — сказал Мирон и присел рядом.
— Ну… за молодых. Чтоб в счастье и в радости дожили до глубокой старости!
Мирон рассмеялся и, чокнувшись с дедом, поддержал:
— Правильно, Лявон, ловко сказал. Пусть будет по-твоему.
Оба выпили. Закусили.
— На одной ноге, дед, не ходят, и одну чарку на свадьбе не пьют, — с этими словами Мирон налил по второй. Лявону полную, себе — треть.
— Что так?
— Мне ещё каравай делить, дед. Надобно в полном соображении быть, а не как вон Кузьма…