По крайней мере, обычно. Сегодня ее мысли витали где-то далеко. Она старалась внимательно слушать Хризанти, однако то и дело поглядывала на дверь, а плечи ее были напряжены.
Сейчас Рее ничего не грозило. Отец отправился в одну из тех поездок, в которые пока не брал с собой Лексоса. Конечно, Васа вернется домой до ужина, значит, у них в запасе есть еще около часа тишины и покоя.
Сестры закончили с последним слоем теста, который Реа аккуратно положила поверх остальных, покоящихся на краю стола. Потом она позвонила в колокольчик, висевший на стене, чтобы вызвать служанку. Девушки всегда были где-то поблизости, даже если не попадались на глаза.
– Кто-нибудь принесет мою сумку, – громко проговорила Реа, – и мы займемся начинкой.
Реа с детства умела лучше других собирать слова. Она складывала руки лодочкой, рассказывая историю, и та кристаллизовалась в ладонях.
Мать научила всех четверых детей этому искусству, уникальному дару, присущему лишь их роду, но только Реа помнила, как превращать истории в семена.
Они называли их кимифи, как нечто среднее между печеньем, фруктами и конфетами. У Реи они всегда были сладкими, хрустящими снаружи и нежными внутри, пропитанными ароматом гвоздики. Если у Лексоса и получалось создать семя истории, оно выходило горьким. Иногда он практиковался вечерами, коротая время до того момента, когда звезды прожгут небо, но кимифи приносили сплошное разочарование.
Может, суть в том, что ему нечего рассказать, в отличие от Реи? О чем он поведает сестрам? О встрече с Васой? К сожалению, говорить там особо не о чем.
Елени зашла на кухню слегка согнувшись, чтобы не привлекать внимания, положила вышитую бисером сумку на тумбу и сразу же выскользнула в коридор. Похоже, она куда-то спешила. Наверное, слуги готовились к возвращению Васы. Даже отсюда было слышно, как мебель скрипит по каменному полу. Лексос вздрагивал от каждого резкого звука.
Впрочем, отец пока отсутствовал. Они еще располагали свободным временем.
Лексос поежился от прохлады в каменном помещении, поплотнее запахнул пальто и устроился на скамье возле печи с духовкой.
– Какой он был? – спрашивала между тем Хризанти, прижимаясь к Рее, пока та сыпала в керамическую пиалу кимифи в кленовой карамели.
Желтое платье под фартуком Хризанти досталось ей от сестры. Реа вышила алые завитки на лифе, когда была по-настоящему юной, и, если приглядеться, легко заметить, что стежки немного неровные.
Реа думала выбросить наряд, но Хризанти так долго умоляла оставить ей платье, что в конце концов убедила сестру.
Лексос посмотрел на них обеих. Одну – бойкую и улыбчивую, другую – холодную и строгую – даже в те моменты, когда она кружила в свадебном танце. И подумал, как ему будет не хватать этих вечеров, когда Реа снова покинет дом.
– Приятный, – ответила Реа на вопрос Хризанти, наливая в чашку каф, насыщенный горький напиток, которым жители Тизакоса угощались в любое время дня. – Каштановые волосы, карие глаза…
– Но какого оттенка – коричневого?
Лексос понял, что Реа едва сдерживает смех. Он поднялся со скамьи, облокотился о кухонный стол и взял кимифи из пиалы.
– Навозного.
–