Девушка подняла взгляд и увидела безумный блеск в глазах брата, тот же самый, что и в тот день, когда они пытались сбежать из дома, оседлав лошадь. Он добьется того, чего не сумел сделать Васа. Матагиос прогнется под волю Лексоса, как и мир вокруг.
Реа чувствовала, как в груди нарастает паника. Дыхание вновь участилось, а потом все стало каким-то незначительным, и душу окутало мерцающее спокойствие, зыбкое, как падающий снег. Реа была уверена, что скоро умрет. Уже нет смысла сопротивляться.
Реа прежде не видела, чтобы человека вот так убивали. Не знала, что бывает, когда погребальная молитва Васы извлекает искру жизни из плоти, словно яд из раны. Не представляла, испытает ли она боль. Девушка посмотрела на свои ладони, осторожно согнула пальцы. Пока ничего не происходило, но лицо Лексоса мучительно перекосилось, и он задрожал.
Это было вовсе не обязательно, но Реа понимала: брат старается подарить ей мирную смерть. Не вонзить кинжал меж ребер, а проявить милость. Она сделала бы для него то же самое, будь у нее возможность. Так они выражали любовь.
–
Реа затаила дыхание, готовая к тому, что сейчас онемеют руки и ноги. Ничего страшного, если последнее, что она увидит, будет сад, сверкающий стеклом и металлом, и лицо брата, до сих пор любимого. Она сделала то, что было в ее силах, и примет смерть так благородно, как только сможет.
Однако смерть не пришла. Лексос распахнул глаза, и в них мелькнуло удивление. Сестра стояла перед ним, и кровь стекала с ее пальцев, с порезанных стеклянными цветами ладоней.
Реа слышала биение собственного сердца, чувствовала дуновение ветерка на коже. Она не умерла. И чувствовала себя живой как никогда.
Глава 38
Александрос
Реа растерялась. Она стояла напротив, живая, будто и не прозвучало никакой молитвы за упокой. Лексосу стоило огромных усилий выдавить из себя убийственные слова, и все ради полного провала? Неужели он допустил ошибку? Или Васа забыл научить его важной части ритуала? Конечно, юноша знал, что матагиос не полагается использовать подобным образом, но теперь он стал стратагиози, значит, сила должна подчиняться ему, а правила должны меняться по его велению.
Реа резко вдохнула, взгляды близнецов встретились. Молитва не сработала, и неважно, почему. Теперь Лексосу придется до конца дней своих смотреть в лицо сестре, которую он попытался убить.
– Реа? – неуверенно позвал он, отчаянно надеясь, что она уже простила его, да и вообще передумала. –
– Сюда нельзя заходить без меня, – прозвучал знакомый голос, раздавшийся возле арки.
Лексос вздрогнул и отшатнулся. За плечом Реи уже стоял Ницос, взъерошенный и сердитый, с наброшенным на локоть фартуком и фонарем в руке, сияющим на фоне бледного рассветного неба.
– Почему ты здесь так рано? – спросил Лексос, но брат не ответил и нахмурился, окидывая взглядом разбитые цветы и неглубокую могилу под вишней, где лежал труп Васы.
Ницос закусил губу, явно продумывая множество вариантов решения возникшей проблемы. Лексосу было знакомо это выражение, оно часто появлялось на лице младшего брата, еще в детстве, с тех пор, как он научился создавать нечто целое из деталей.
– Ницос,
– Да-да, – отмахнулся тот и склонился над расколотым папоротником. – Погоди минуту.
Несмотря на то, что мгновение назад близнецы были готовы убить друг друга, они обменялись осуждающими взглядами, возмущаясь, как брат тянет время, отодвигая неизбежный разговор. Все-таки привычки не исчезали легко.