Гончая послушно щелкнула клыками, но это, пожалуй, было излишним – при виде огромного собачьего скелета и его светящихся глазниц слабонервный колдун икнул и все-таки потерял сознание. А вот громила, напротив, взревел, выпучил глаза и, перехватив лом понадежнее, ринулся в атаку с громогласным рыком:
– Аа-а-а! Всех убью, один останусь!..
Хм. Вот вам и два типа реакций смертных на угрозу.
Правда, до нас бугай так и не добежал, потому что Кость сорвалась с места почти одновременно с ним и, совершив громадный прыжок, одним движением сбила идиота на пол. Тот еще пытался рыпаться, что-то бессвязно орал, плевался и беспорядочно махал руками. Но Нардис на удивление ловко тюкнул его древком косы в висок, после чего здоровяк охнул и затих, раскидав в стороны руки-ноги.
– Добьем? – вопросительно уставился на меня парень, демонстративно качнув свое новое оружие в руке.
Я вместо ответа подошел к гробу и присмотрелся к нему повнимательнее.
Странно. Какой знакомый рисунок… Да и надписи вдоль крышки я, кажется, где-то уже видел. Правда, не помню, где и когда, не знаю, что это за язык, но он совершенно точно мне знаком!
Я приподнялся на цыпочки и, углядев на крышке небольшую выемку, потребовал от гончей:
– Подсади.
Собака послушно брякнулась на пол, позволила мне забраться на хребет, а потом так же быстро выпрямилась, вознеся меня на недосягаемую прежде высоту. После чего мне пришлось забраться на гроб уже целиком. Я присмотрелся к выемке еще раз, заново оценил структуру защиты, обнаружил множество отходящих от выемки тоненьких канавок. И, осененный неожиданной догадкой, полоснул себя ногтями по запястью.
Густая, темная, тягучая кровь неохотно закапала вниз и еще неохотнее разбежалась по канавкам, образуя на поверхности серебра вполне узнаваемый узор.
– Значит, все-таки печать, – заключил я, когда понял, что именно напомнил мне этот рисунок. – Самая обычная магическая печать, только почему-то реагирующая на мою кровь. Кажется, старый герцог баловался запрещенными ритуалами.
Тем временем узор на гробу раскрасился алым уже весь, после чего защита с саркофага сползла, словно простыня с драгоценного ларца, а в его глубине что-то глухо щелкнуло. Из-под крышки брызнула струйка темного дыма. Я на всякий случай спрыгнул вниз. Нардис тоже благоразумно отступил подальше. Но больше ничего плохого не случилось. Разве что дыма вокруг стало побольше, да у меня в груди что-то гулко стукнуло.
Я аж замер от неожиданности.
Что это? Неужели у меня сердце снова забилось?!
– Вильге-э-эльм… – с беспокойством протянул Нардис, увидев, как в стенке гроба появилось приличных размеров углубление, а внутри тускло сверкнул алый огонек. – Мне это не нравится!
Я вместо ответа протянул руку и, вынув из гроба крошечный каменный осколок, похожий на раскаленный уголек, недоуменно на него уставился.
Он был холодным. Очень. И на редкость тяжелым, словно имел размеры не с ноготок, а с приличный булыжник. А еще он испускал слабое красноватое свечение и источал тот самый черный дымок, который быстро превратился в полноценное облако.
Заполонив все доступное взору пространство, этот дым, словно занавес, отрезал меня от остального мира. Из-за него я больше ничего не видел. Не слышал. Не мог пошевелиться. Лишь неотрывно смотрел на странный огонек, который вдруг начал пульсировать, будто маленькое сердце. А его свет стал таким ярким, что в нем захотелось раствориться, забыться, уснуть, больше ни о чем не думая и ни к чему не стремясь.
Тогда же я неожиданно вспомнил, что уже испытывал нечто подобное. Точно так же стоял, держа на ладони похожий камешек, и неотрывно на него смотрел… Бездумно, без видимых причин, даже не понимая, почему он так на меня воздействует. Причем стоял не раз и не два. Но каждый раз встреча с ним заканчивалась одинаково – я неизменно поддавался соблазну, позволял себе забыться, а потом… Наверное, засыпал. Надолго. На месяцы, а то, может, и на целые годы. А когда в очередной раз просыпался, то уже ничего этого не помнил.