Быть может, я и сейчас согласился бы поддаться этому зову. Размеренно пульсирующий свет обещал покой и отсутствие необходимости что-то решать. Это было легко. В какой-то степени даже заманчиво. Но едва я об этом подумал, как откуда-то издалека раздалось испуганное:
– Вильгельм!..
И именно после этого я передумал впадать в очередную спячку. Не время еще. Да и не место. Слишком много у меня накопилось дел, так что пока не до сна.
Словно почувствовав мое сопротивление, уголек смирился и погас, после чего тьма вокруг меня начала так же быстро рассеиваться. Но вместо того чтобы отпустить меня насовсем, она вдруг расцветилась новыми огоньками, а перед моим взором замелькали разрозненные, но на удивление яркие картинки, глядя на которые я начал стремительно вспоминать…
Это был обычный летний день, теплый и солнечный.
В большом красивом саду весело чирикали птички. Посреди утопающей в цветах поляны тихонько журчал фонтан. Прозрачные водяные капельки с веселым плеском разбивались о низенький каменный бортик и, отскочив, разлетались в стороны, постепенно образовывая на земле мелкие лужицы.
В одной из этих луж сидел я и самозабвенно хлопал по воде ладошками, находя забавным сам факт того, что могу это делать.
Надо же, тогда я еще умел смеяться. Помнил, что такое дом, семья, тепло родных объятий…
– Вилли! – ахнул за моей спиной смутно знакомый женский голос. – А ну, вылезай из лужи! Простудишься!
Подбежавшая кормилица буквально выдернула меня из замечательно теплой лужи и, встряхнув, с причитаниями прижала к груди.
– Ну, разве так можно?! Это неприлично – барахтаться в грязи, как самый настоящий поросенок! Что я твоей матушке скажу?! Ну-ка, пошли переоденемся!..
– Мастер Вильгельм, держите, пожалуйста, ложку правильно. Юному господину не пристало есть кашу руками…
– Мастер Вильгельм, сядьте прямо. Неприлично горбиться, сидя за столом…
– Господин, не вертитесь, когда вас стригут, иначе опять будете ходить с царапинами на ухе…
– Мастер Вильгельм…
– Мастер… Господин…
И среди всего этого пафоса, словно долгожданная отдушина, испуганный голос кормилицы:
– Вилли, ну, зачем ты опять устроил потоп?!
Вилли… Так меня называла только она, да и то пока никто не слышал. Вильгельм – это было слишком строго, серьезно, пафосно. Тогда как кормилица никогда не считала меня достойным такого официоза, да и относилась как к родному, за что я ей был премного благодарен…
Воспоминания – как крошечные осколки мозаики, которые кто-то взял и шутки ради перемешал в одну кучу. Некоторые из них я уже видел. О каких-то лишь смутно догадывался. Но настолько ярких и четких картинок мне прежде наблюдать не доводилось, поэтому я стоял и жадно впитывал то, чего мне так не хватало.