– Прикажите убить герцога прямо сейчас, тоже мне проблема! – хмыкнула я.
– Зря Мирт говорил, что вы дьявольски умны, – зло усмехнулся король, понизив голос. – Точно так же глупы, как и все прочие бабы, – договаривал он уже все с той же своей брезгливостью.
– Я понимаю, что дело в племянниках, которые займут место в парламенте, но…
– МОЛЧАТЬ! Хватит заговаривать зубы! Своей милостью я даю вам шанс честно признаться во всем. Скажите, что рассказал Грир, когда вербовал для службы врагу, и кому еще это известно. Тогда я подумаю над тем, чтобы сохранить вам жизнь.
– А если я скажу, что мне ничего не известно, вы поверите? – поинтересовалась без надежды на положительный ответ. – А другого от меня и не ждите, – пожала плечами и неловко поднялась с колен. Это, кстати, очень неудобно, когда руки связаны.
Монарх смотрел так, словно хотел испепелить меня взглядом, а я глаз не прятала, в них при желании Айзек мог прочесть все, что я хотела бы высказать, да обстоятельства не позволяют.
– Довольно! Вы не воспользовались своим шансом, – медленно и громко произнес король, чеканя каждое слово. – Не стану говорить, что мне жаль вас, это будет ложью. Увести ее. В тюремную переговорную.
Так в башне Цайт называли камеру для допросов, а точнее – для пыток. Что ж, примерно такого исхода и следовало ожидать. Я усмехнулась, уставившись прямо в гематитовые камни монарших очей. Со стороны казалось, будто осталась удовлетворена результатом беседы, но сердце холодело при одной мысли о том, через какой ад боли мне придется пройти. Если я ничего не придумаю.
Еще до того, как страж схватил меня за предплечье и грубо встряхнул, Айзек сошел с трона и, не оглядываясь, стремительной походкой раздраженного человека направился к выходу, два охранника поспешили следом.
Что ж, я разозлила короля и теперь точно оказалась в полной заднице.
33. Конвой
Раньше отношение со стороны стражей тюремной башни оценивала как грубое, но оказалось, что до этого они были очень галантны. Когда золотой гвардеец вернул меня назад – перед поездкой он предусмотрительно вставил «неблагодарной суке» в рот кляп, натянул на голову мешок – и передал пожелание короля отправить заключенную в камеру допросов, охранники с радостью бросились выполнять поручение. Теперь перед ними был уже не человек, пусть такой, для которого они найдут с десяток бранных определений и ни одного приличного, а хлам, что надо поскорее выбросить в утиль.
– Наверняка ее потом повесят, – скучающим тоном сообщил королевский страж на прощание. – Можно особо не церемониться. И мешок с башки снимать не советую. Да что вы застыли как истуканы?
– Так пересменка, надо доспех надеть…
– Вы вдвоем бабы испугались? Идите так, только побыстрее! А я еще передам следователю послание от короля.
Четыре сильных лапищи сгребли, схватили под руки, потащили. Я не видела, куда мы идем, не успевала переставлять ноги. Спотыкалась, падала, билась коленями о ступени. Меня поднимали за подмышки и продолжали волочь как куль с ветошью. Каждый раз, когда оступалась, незнакомые хриплые голоса на чем свет костерили меня и всю мою родню до десятого колена.
Когда в очередной раз нога промахнулась мимо ступени, и я рухнула на пол, тяжелый сапог ударил по ребрам так, что дыхание сбилось.
– Шлюха тупорылая, – скрипуче сказал мучитель и сплюнул.
Каждый вдох, казалось, испытывает грудную клетку на прочность. На глазах выступили слезы – хорошо, что из-за треклятого мешка стражники ничего не видят. Я застонала, замычала и получила еще и пинок по голове – не такой сильный, скорее для острастки: мертвого следователи не допросят, верно?
Но гнев оказался сильнее боли – почувствовала, как кровь от ярости превращается в кипяток.