Из трактира выходили шумной гурьбой, насчитала примерно полсотни человек. Все обнаженные, одежда осталась внутри. Возбужденно кричали, огрызались. Внешне еще толпа людей, а внутри – уже стая волков. Впрочем, в свете полной луны, они стали терять и человеческий облик – издавали душераздирающий крик, переходящий в вой, падая на четвереньки, подвергаясь ужасающей метаморфозе: руки и особенно ноги укорачивались и истончались, хребты болезненно выгибались, горбились, лица вытягивались в морды. Словно невидимая рука перелепливала не успевшие затвердеть глиняные фигурки человечков в статуэтки зверей, причиняя им при этом огромную муку. Казалось, слышу, как хрустят кости несчастных.

Пожалуй, это самое странное и жуткое зрелище, которое приходилось видеть, а я была свидетелем – да и часто виновником, к чему жеманство –  десятков самых разных смертей.

Грир вышел наружу в числе последних, точно так же рухнул на землю, так же, страдая, менял форму, обрастал шерстью и выл на круглый желтый диск в небе, даривший мучительное проклятье. В отличие от остальных – серых, средних размеров, он был черен – кажется, эта масть называется лирый? – и огромен, раза в полтора крупнее остальных. Если в Лансе-человеке аристократ угадывался с большим трудом, то в Лансе-волке все говорило о том, что в нем кипит кровь древнего рода.

Смогу ли теперь лечь с ним в постель, точно зная, какая тварь живет внутри? Содрогнулась, представляя, как огромная челюсть с хрустом перекусывает мой хребет.

Волки ссорились, рычали, клацали зубами, прикусывали друг друга, ждали, когда начнется охота. Лошади испуганно ржали, едва не снесли привязь, когда один из серых хищников с явным намерением сожрать ринулся к ним. Но его остановил другой волк, прыгнул и примял к траве. Получается, часть разума они сохраняют. Интересно, каково это – когда ты животное с проблесками человеческого сознания?

Грир вышел вперед, повернул большую башку к стае, а затем, запрокинув ее, издал такой щемящий душу громкий вой, что меня прошиб холодный пот. Остальные вторили ему, пели песню в честь луны и охоты.

Неужели в близости от столицы возможно существование целой деревни этих тварей? Хотя поселение углублено в лес, отсюда до тракта миль десять плохой дороги, однако какой-то случайный путник может стать свидетелем… такого мероприятия. Но кого я обманываю, наверняка очевидцы после встречи со стаей не выживали. Мне остается лишь попытаться стать исключением из этого правила. Теперь важно решить, как поступить: остаться на мельнице до рассвета и молиться, что меня не найдут, или как только они скроются в чаще хватать лошадь и мчаться отсюда ко всем чертям, надеясь, что на пути не встанет ни один оборотень.

Жалко было кобылку Грира, которую неосмотрительно оставила в паре миль отсюда. Если до нее доберутся, то ее ждет страшная гибель. Лошадей я любила всегда, в их глазах больше доброты и мудрости, чем в человеческих. Понимающий взгляд Стремительного, его упругие белые бока и длинную гриву помнила едва ли не лучше, чем лица и прикосновения родителей. За ним бы точно пошла, несмотря на несколько десятков обезумевших от жажды убийств хищников.

Волки как по команде ринулись в лес, среди деревьев мелькали серые спины и хвосты, быстро растворяясь во мраке. Выдохнула, радуясь, что пока осталась незамеченной, однако так и продолжала лежать на досках, не шевелилась. Пока конкретного плана действий не придумала, выжидала. Но сейчас каждый вариант казался самоубийственным: быть обнаруженной ночью зверями, которые меня сожрут, или утром попасться на глаза вовсе не мирными селянами, которые наверняка захотят, чтобы их секрет умер вместе со мной. И едва ли герцог заступится за ненормальную любовницу.

Кто идиотка? Я идиотка.

Зря ввязалась в эту авантюру, придуманную королем, зря не сбежала, когда узнала об истинном лице Грира, зря поддалась внезапному порыву любопытства и пришла сюда.

Волчий рык раздался совсем рядом. Я дернулась от неожиданности, едва не обнаружив шумом свое местоположение. Затем услышала краткий вой – как будто зов. Зачем оборотни вернулись в деревню? Припала к щели между досками, но не увидела ничего, кроме опустевшей таверны и куска безлюдной и безволчьей улицы. А шум шел, кажется, со стороны входа в деревню. Пока переползала к другой стене мельницы и искала там место для наблюдения, услышала знакомый звук – арбалетный выстрел, болт достиг своей цели, волк пронзительно заскулил. Кто-то решил поохотиться ночью? Еще один короткий выстрел – и вновь попадание.

Таинственного арбалетчика увидеть из засады не могла, пришлось спуститься вниз… Тенью скользнула к выходу и обомлела, глядя меж криво сколоченных дверных досок: в черной рубахе и черных штанах, широко расставив ноги, и готовясь пустить еще одну стрелу, стояла… Дара – эту хрупкую фигуру и лохматую шевелюру не перепутаешь. Вот черт! Зачем она здесь? А из лесной глуши выскочили серые молнии – не меньше десятка оборотней пришли на зов. Все они стремились к неожиданно появившейся охотнице, ранившей или убившей одного из них.

Надеюсь, не Грира…

Нет, о чем я вообще? Главное сейчас – подруга. Она не сможет противостоять оборотням. И я ей не в силах помочь: слишком велик количественный перевес у стаи.

– Дара! – крикнула что есть сил, распахивая дверь. – Иди сюда!

Обороняться на мельнице проще, чем на перекрестке, где из-за любого куста, сверкая глазами, смотрит погибель.

Девушка, не опуская оружия, двинулась в мою сторону. Волки замедлились, футах в двадцати от перекрестка перешли на шаг, но не остановились, продолжали сокращать дистанцию, только теперь очень медленно. Совершать первый бросок ни один не решался – тот, кто это сделает, будет подстрелен. У охотника есть один выстрел, перезарядиться он не успеет, поэтому остальные, конечно, нападут, разорвут и отомстят, но отголоски человеческого разума, вероятно, заглушали инстинкты зверя. Приносить себя в жертву оборотни не спешили. Хотя я никогда не видела охоту настоящих волков: быть может, они так же неспешно сначала окружают добычу, когда не знают, что от нее ожидать.

Дара двигалась плавно и невозмутимо, будто всю жизнь готовилась к поединку с несколькими десятками серых хищников. Я же, стоя в дверном проеме, высматривала, не подкрадется ли кто с тыла и напряженно наблюдала за медленным танцем смерти: наемница делает шаг назад – оборотни идут вперед, она останавливается – они тоже выжидательно застывают. Если девушка отвлечется, споткнется или выпустит из виду хоть одну тварь, то все пропало, единственный козырь в виде заряженного в арбалет болта перестанет иметь значение.

Мы и не в таких передрягах бывали, пыталась успокоить себя. Нет, вру, эта забирает пальму первенства, лидируя с большим отрывом. Сейчас из чащи принесутся остальные волки, и тогда… Да что тогда? Попытаемся забрать с собой на тот свет как можно больше противников. Отец именно так и говорил: «Умирать не страшно, если делаешь это с честью». Но не изменил ли своего отношения, когда сам погибал на поле боя?