Алабия встретила теплой для зимы погодой и непривычно веселыми лицами местных жителей. Пока прозябала в нищающем Тилате, из памяти стерлось, что простой люд тоже может быть счастливым. В моей душе возвращение домой тоже что-то меняло, на родных просторах дышалось свободней. Здесь, среди высоких белых гор, широких долин, незамерзающих быстрых рек, под невероятно чистым небом, даже забывала иногда о готовящейся войне и о том, для чего еду назад.

Растрепанная, разрумянившаяся, неприлично беззаботная, остановилась в станционном городке, где бывала уже, когда сбегала из страны. Скромный обед, кружка эля. Женщина, которая здесь работает, конечно, не узнала. И дело даже не только в том, что я вновь вылепила себе новый образ, а скорее в бесконечном потоке лиц, которые мелькают перед ней каждый день.

Тогда она смотрела снизу вверх – одинокая богатая миледи вызывала у нее скорее недоумение, а сейчас глядела как на равную. Я и выглядела теперь как заштатная гувернантка в поисках лучшей жизни: поношенный аккуратный плащ, простая прическа – две косицы, сплетенные в узел на затылке, почти никакой косметики.

– Присяду? – спросила она, подходя к столу с бутылкой пива. – Притомилась за день изрядно.

Кивнула, продолжая упорно жевать пережаренное мясо.

– Меня Молли звать, – представилась женщина, устраиваясь поудобнее. – Вас как? Откуда держите путь?

– Илва Оберг, – ответила, с трудом проглотив твердый кусок баранины.

– О, вы из Ланк-Руда, судя по имени? Далековато вас занесло!

– Отец из тех мест, я жила в Тилате.

– А к нам зачем?