– Тогда это чертовски странная любовь.
– Но теперь я отхожу от дел, все будет иначе. Давай уедем, и я докажу, что готова ради тебя на все.
– Вожак запретил мне быть с тобой, – она сделала долгую паузу и снова уставилась на свечу. – Но я буду скучать.
Вот как ты наказал меня, гребаный оборотень? Не только выставил вон, но и забрал единственную родную душу. Проклятье! Как же жалею, что не убила тебя в день нашей первой встречи. Тогда бы, наверное, рука не дрогнула.
В груди зародился истошный крик ярости, обиды, боли. Он жег изнутри, распирал ребра, но я держала его в себе, когда целовала Касию на прощание, когда ехала по узкой улице Волчьего угла. Лишь в десятке миль от деревни остановила лошадь, упала на землю и выпустила горький вопль в непроглядную темноту осеннего леса.
– Не страшно? – женщина, ласково трепала кобылу за гриву и внимательно глядела на меня. О чем она спрашивает, я поняла не сразу.
– Что?
– Одной не страшно?
– Нет. Но есть вещи страшнее страха.
41. Милый Эмиль
До декабря еще месяц, а на побережье уже выпал первый снег. Слишком рано для Тилаты. Но я не узнавала эту страну не только из-за зимней погоды в начале ноября, здесь с моего последнего визита изменилось многое. Страна – а я проехала по нескольким городам – поизносилась, обнищала, поблекла. Даже центральные улицы столицы, Лазура, потеряли былой лоск. Чахло все. На пристани, когда в день приезда я спросила, в какой день ждать ближайший корабль до Порака, меня подняли на смех.
– Не раньше февраля, милашка, – переведя дух, заявил тощий рыбак с папиросой, кутающийся во фланелевую куртку.
– А торговый?
– Так вот его в феврале и ждем. Пассажирские с начала года вообще не ходят.
– Как? – не поверила своим ушам. Раньше судна курсировали между Тилатой и Пораком дважды в неделю. Эти страны многие века были связующими звеньями двух континентов.
– А вот так, – развел руками мужчина. – Нынче моя шхуна – самое больше судно в порту. Но я тебя могу разве что до Ланк-Руда прокатить, если не боишься, что нас обстреляют.
– И почему так вышло?
– Темные нынче времена, – глубокомысленно заявил он и выпустил мне в лицо дым.
Решила ждать, ничего больше не оставалось: возвращаться назад бессмысленно, а надеяться, что в соседнем Ланк-Руде ситуация лучше, не смела, там всегда жили много скромнее, чем в Тилате. Сняла номер с видом на унылое остывшее море и пыталась делать вид, что все идет по плану. Моя безмерная тоска здесь быстро заменилась скукой, хотя я даже умудрилась найти себе утешение и развлечение.
Его, что казалось весьма забавным, звали Эмиль Саттон, он был градоначальником. Наша первая встреча произошла в единственном сохранившем прежний вид ресторане в первые дни прозябания в Лазуре. Когда он пришел, каждый посетитель, казалось, стал сидеть ровнее и поглощать свой ужин аккуратней, официанты начали бегать с подносами в два раза быстрее, а шеф-повар то и дело выглядывал из-за двери с озабоченным лицом. Тогда я не знала, кто сидит передо мной, но сразу догадалась, что это важная шишка, хоть и был незнакомец для высоких должностей до неприличия молод. Но, что особенно радовало, до неприличия же красив. Светлые почти до белизны волосы, тонкое строгое лицо и сосредоточенный умный взгляд. Я сразу решила, что этот великолепный джентльмен должен стать моим лекарством.