Его наружность соответствовала обстановке, но манеры его были открытыми и приветливыми, хотя он смотрел на меня проницательным взглядом и когда мы обменивались рукопожатиями, и когда сидели за бокалами мадеры перед нехотя разгоравшимся, слегка дымящим камином.

С ним я почувствовал себя чуть более уверенно и непринужденно; он был человеком, вызывающим доверие.

— Как я упоминал в письме, которое отправил вам несколько месяцев назад, я так понимаю, что школа располагает бумагами, рукописями и даже письмами, каким-то образом оставленными в наследство из имущества Конрада Вейна. Знаю, что он был там учеником.

— Был.

— Если бы я мог просмотреть их, это бы мне очень помогло и было бы крайне интересно.

Он сидел, сложив вместе кончики пальцев. В комнате никого больше не было, царила тишина — ни голосов, ни шагов, лишь в случайные мгновения шипение и потрескивание огня.

— Я был бы рад сначала побольше услышать о вас, мистер Монмут.

Я легко и непринужденно заговорил, возвращаясь к своему детству с опекуном в Африке, вновь переживая свое возмужание и снова — по мере того как я рассказывал — оказываясь поочередно в тех странах, по которым я путешествовал. Мой бокал наполнили еще раз, но я лишь потягивал сладкое вино, меня и без того пьянили воспоминания и волнение от того, что я пересказываю мою историю.

Он слушал, не перебивая, и взгляд его почти все это время был устремлен на меня, а когда я наконец завершил рассказ своим прибытием в Англию в тот дождливый вечер несколько недель назад, он еще какое-то время ничего не говорил, лишь отвел взгляд от моего лица и смотрел на огонь в камине, с которым теперь безуспешно пытался что-то сделать шаркающий старый лакей в суконном переднике.

Когда лакей удалился, и комната вновь погрузилась в тишину, подобную той, что бывает в церкви, мистер Вотейбл сказал:

— Я должен сразу прояснить, что нет никаких препятствий для вашего визита в школу и поисков каких бы то ни было материалов, связанных с вашим предметом.

Я поблагодарил его.

— Мне не хотелось просто передавать кому-то ваше письмо и с самого начала выпускать это дело из своих рук. Я хотел познакомиться с вами, мистер Монмут, чтобы услышать то, что вам необходимо сказать, выяснить, что вы за человек. Вы кажетесь мне честным.

У него на миг проскользнули интонации школьного учителя.

— Какова причина вашего желания исследовать жизнь… этого человека? — Я обратил внимание, что имя он не произнес.

— Мне нечего добавить к моему письму, — сказал я. — Я годами следовал по его стопам, я прочитал его собственные отчеты о его выдающихся первопроходческих путешествиях и исследованиях. Я заинтересовался потому… конкретной причины, которую я мог бы назвать, не существует. Но Вейн особенно очаровал меня — полагаю, это стало навязчивой идеей, чем-то, что может заполнить жизнь, в которой нет близких людей. Вейн стал для меня героем.

— Вы могли бы найти и получше.

— Сейчас я выяснил из других источников, что существуют слухи о каких-то… неприятностях, связанных с его жизнью. Скандал?

— Думаю, не в каком-либо общепринятом смысле.

— Это лишь еще больше заинтриговало меня.