Флоринда вытащила изо рта сигарету, чтобы картинно ухмыльнуться как можно шире.
— Можно выставить Пурпура за дверь, — с вдохновеным видом предложил Горе. — Тем самым мы положим конец всем дискуссиям.
— Да как ты смеешь! — в бешенстве вскинулся Сэндерсон. — Ни на минуту не можешь стать серьезным! Если бы мы о тебе не заботились, ты бы в мгновение ока оказался на улице.
— Да что ты говоришь! — вскинулся Горе.
— Так, — встряла в перепалку Флоринда, — если вы собираетесь и дальше мне надоедать, я иду домой. Мне ужасно жаль, что вам надо платить за квартиру, но здесь я ничем помочь не могу и…
— Да ты что! Сядь! Погоди, Кутерьма! — наперебой закричали художники.
Горе повернулся к Сэндерсону:
— Пурпур, с этой минуты ты заткнулся!
Флоринда вновь забралась на диван, уютно свернулась на нем и закурила новую сигарету. Мужчины сменили тему и заговорили об успешных живописцах, привычно именуя их работы «мерзостью».
Глава XXI
Утром, возвращаясь домой с двумя гигантскими тортами к кофе, чтобы позавтракать ими с приятелями, Пеннойер увидел, как с конки спрыгнул молодой человек.
— Привет! Эй, Билли, привет! — закричал он.
— Здравствуй, Пенни! — ответил Хокер. — Что ты здесь делаешь в такую рань?
Часы недавно пробили девять.
— Решил вот к завтраку купить кое-что, — сказал Пеннойер, размахивая тортами. — Как ты, старик? Хорошо отдохнул?
— Превосходно.
— Работал много?
— Да нет, не очень. Как наши?
— Отлично. Пойдем, заодно поешь, — позвал его Пеннойер, распахивая дверь берлоги.
Морщинистый в расстегнутой у ворота рубашке варил кофе. Большое Горе сидел на стуле и пытался стряхнуть с себя остатки сна. Завидев Хокера, они хором закричали: