Древняя традиция его страны учит, что посольства не столько строят, сколько
Именно его слово было решающим: где строить. Архитектор же возвел здание, в котором угадывались черты древних крепостей, охранявших страну от набегов кочевых племен. Устроил скрытые бастионы, пояса защиты, окружил ими внутреннюю точку покоя, тайный сад, где растет священная сосна с гор Фадан: алтарь, не взыскующий вещественных приношений, источник, где веет истинный дух родины.
Его, Лю, истинное имя было пожертвовано посольству, заменено на псевдоним. Так начался длящийся по сию пору ритуал сращения человека и здания. Не нарочитая, грубая магия предметов, требующая крови и плоти, буквальной жертвы. А нечто куда более сложное, интуитивное, как искусство.
Лю, художник и офицер, своей жизнью удерживал сущность посольства в двух противоречащих состояниях: открытость и закрытость. Оберегая источник родины, эталон бытия Кидань, он поддерживал тонус внимания к окружающему чуждому, но внимания – без перенятия, без усвоения, без утраты хотя бы частицы Кидань.
Да. Место было выбрано почти безупречно. Посольства Кидань во всех странах мира расположены у проточной воды: она рассеивает, ослабляет враждебные эмоции. И они поставили здание на набережной канала, где течет вода реки, берущей начало из лесных озер в песчаных холмах, оставленных великим ледником. Лю предварительно ездил к тем озерам, брал в прокат весельную лодку, купался – ощущая спокойный, мягкий характер воды, полнящейся веселой, верткой жизнью рыб.
Территория посольства выходила прямо на канал, оставляя лишь небольшой подъезд сбоку. Злоумышленникам негде собрать толпу, устроить демонстрацию против политики Кидань; а другой берег канала занимает линия
Да, Лю гордился выбором.
Пока не пала Стена.
Такси как раз миновало бывший ее участок, где раньше был чек-пойнт. И Лю вспомнил ту осень.
Когда Стену начали разрушать, даже он, мастер охранительных гармоний, не угадал циклопический масштаб последствий. Лю жалел Стену, неизбежно сравнивая ее с Великой стеной Кидань, простоявшей века и века; подполковник, бывало, проводил долгие часы где-нибудь в лесу поблизости от запретной зоны, медитируя, учась у нее, что это такое – быть Стеной.
Однако – словно буря в тонких мирах, вызванная ликованием толп, ослабила его слух к будущему – не уловил провиденциальное значение случившегося, которое вскоре коснулось и его самого.
Такси остановилось около станции
По мосту. По ненавистному – хотя страж и не должен ненавидеть – мосту. Мост появился четыре года спустя разрушения Стены. Уже после того, как в Берлин переехали и дипломаты из Бонна, из посольства Кидань в бывшей Западной Германии.
Новые власти взяли – и прочертили широкую, длинную улицу, какой просто не могло быть в разделенном городе. Лю пытался опротестовать строительство. Передвинуть мост подальше от посольства. Изменить геометрию улицы. Сорвать стройку: подкупить подрядчиков, запугать рабочих. Все безрезультатно.
Он встретился с упорством, превосходящим человеческие силы. Это сам разделенный город восстанавливал себя; соединял то, что считалось навеки разъединенным. Лю встретил первенствующую силу чужой гармонии – и проиграл. Это был болезненный урок.
Когда мост построили, старик-садовник, мастер Фу, что ухаживал за сосной с хребта Фадан, сообщил Лю, что сосна выпустила новую ветвь: неуместную, уродливую, нарушающую баланс и ауру дерева. Однако они оба не решились ее удалить, и изогнутая ветвь торчала вбок, как незаконченный пролет.
Ширина моста – шесть автомобильных полос. Даже сузить не получилось! Мост был как театральная сцена, которую возвели напротив посольских окон, напротив кабинета Лю в центре фасада.
А пешеходная часть и велосипедная дорожка? Вместе – целый вытянутый плац! Лю еще по чертежам понял, что на ней можно будет собрать пятьсот, шестьсот человек. Он уговаривал строительных чиновников заузить хотя бы ее, ссылался на договоренности с прежними властями, на стандарты безопасности посольства… Но слышал в ответ одно и то же: “проект предусматривает совмещение пешеходного прохода и двусторонней расширенной велосипедной дорожки”.
Лю понимал, что тут нет второго дна. Происходящее – не спецоперация. Не игра контрразведки. Это сам Берлин, выходит, зло пошутил над Лю. Берлин и его молчание.
Кое-что Лю сумел исправить. Посадил деревья, чтобы они прикрыли фасад. Но деревья, будто в насмешку, неохотно принялись, плохо росли. И он сосредоточился на внутреннем: провел годы, исцеляя медитациями порченую ветвь сосны Фадан, музыкой обучая ее гармонии. Но преуспел лишь наполовину: ветвь облагородилась, но так и не стала одним целым с деревом.