– Остальное – это 3 миллиона 974 тысячи золотых рублей. Где они? Думаю, точного ответа не существует. Они могли пропасть в пути, получившаяся в результате подсчетов цифра могла возникнуть и из-за неточностей имеющихся документов, и дальнейшие исследования, возможно, сократят нехватку. Например, мы до сих пор не знаем, куда делись платина и остатки серебра.

– Насколько я знаю, многие историки обвиняют Колчака в неоправданных тратах и небрежном обращении с этими деньгами.

– Эти обвинения не подтверждаются в воспоминаниях «белых» участников Гражданской войны. Наоборот, они свидетельствуют: Колчак принимал строгие меры по защите золотого запаса. Он настаивал на том, что омское правительство является лишь временным и «не имеет прав на расходование наследства народа», что это золото должно оставаться нетронутым «на благо возрожденного русского государства». Доказательства этому существуют и в Центральном государственном архиве Октябрьской революции. Принцип неприкосновенности золотого запаса был нарушен только в мае 1919 года, когда белая армия уже отступала.

Когда режим Колчака потерпел крушение и армии пришлось отступать к Иркутску, поезд с золотом двигался вместе с поездом адмирала. Но едва полз, задерживаемый пробками и командованием Чехословацкого легиона, начавшим вести переговоры с большевиками о сдаче Колчака приближающейся Красной армии. В Нижнеудинске по приказу командующего союзными войсками в Сибири генерала Жанена русская охрана численностью в 500 человек была заменена чехословаками (в сущности, Колчак был уже арестованным), и состав из двадцати девяти вагонов с золотом был отправлен вперед под чехословацкой охраной.

На станции Тыреть, вблизи поселка Зима, была обнаружена пропажа 13 ящиков золота из одного товарного вагона. Областные партийные организации большевиков потребовали, чтобы дальше «золотой» эшелон двигался под совместной охраной чехословаков и местного ревкома.

– Следовательно, больше ничего не пропало?

– Пятнадцатого января поезд с золотом прибыл в Глазково, железнодорожную станцию Иркутска на западном берегу Ангары, был немедленно переведен в тупик на запасной путь и опутан сигнализационными проводами. Совместная охрана, состоящая из чешских легионеров и местной милиции, позднее замененная красногвардейцами из иркутского ревкома, охраняла эшелон круглосуточно. Первого марта была составлена опись, и золото было перегружено в более прочные и крупные американские вагоны для отправки в Москву.

– Какое же золото оставил на хранение японцам ваш отец?

– Восемнадцатого октября правительство Колчака в Омске отправило во Владивосток для оплаты авансом заказанного у союзников вооружения 722 ящика, оцениваемых в 42 251 000 золотых рублей. Владивостока оно не достигло, было захвачено в Чите атаманом Семеновым и депонировано в его собственном казначействе.

– А уже пятого января следующего года Колчак, вынужденный уйти в отставку, назначает атамана Семенова, с которым постоянно враждовал, главнокомандующим всеми оставшимися силами белых в Сибири…

– Он это сделал в качестве последнего оскорбления союзников, предавших его и списавших со счетов еще в октябре. Таким образом Колчак думал заложить основу для возможного формирования белого правительства в Забайкалье, где распоряжался всем в то время Семенов. Седьмого февраля адмирал Колчак был расстрелян.

Уже позже, в Чите, остатки колчаковских армий были реорганизованы в Дальневосточную белую армию. Генерал Пучков был назначен начальником штаба, а мой отец – начальником снабжения. Что из этого вышло, общеизвестно.

Девятнадцатого ноября 1920 года закончился массовый исход из Забайкалья. Семенов вылетел на самолете на станцию Маньчжурия. Оставшиеся денежные средства, находящиеся в руках армии и казначейства Семенова, должны были быть сохранены или как-то вывезены во Владивосток. В руках Дальневосточной армии оставалось 37 ящиков с золотыми монетами и 2 ящика с золотыми слитками, оцениваемые в 2 320 000 золотых рублей. Военный совет передал 17 ящиков с золотыми монетами (1 050 000 золотых рублей) четырем командирам частей на покрытие расходов, связанных с ожидаемым переездом во Владивосток. Остаток был передан моим отцом под расписку японской военной миссии для временного хранения и последующей отгрузки во Владивосток. Эта мера казалась более разумной, чем транспортировка золота в неохраняемых вагонах через наводненную хунхузами (китайскими бандитами) территорию Северной Маньчжурии. Атаман Семенов, вероятно, сделал то же самое с золотом, оставшимся в Читинском государственном банке. В ноябре 1920 года отец встретился с атаманом и проинформировал о передаче остатков армейского золота на хранение. А также спросил, что Семенов сделал с той частью золота, что оставалась в Казначействе. По утверждению атамана, он предпринял «аналогичные шаги и также передал все остававшиеся у него казначейские средства на хранение японской военной миссии».

Таким образом, японская военная миссия золото присвоила, хотя ходили упорные слухи, что японцы предоставили Семенову возможность ограниченного доступа к нему в Харбине.

Попытки отца получить переданные на хранение сокровища во Владивостоке оказались безуспешными. Та же участь постигла более поздние попытки, уже в тридцатых годах. Что сделало с ним японское командование в Маньчжурии, остается тайной. Однако существуют веские косвенные доказательства, что золото было использовано для различных тайных операций в Китае и Приморье без разрешения Токио.

– А где сейчас та расписка? У вас?

– Нет, расписка хранится в Гуверовском институте, куда я передал и весь архив отца. Вернее, хранится копия расписки.

– А где же оригинал?

– Оригинал сгорел 23 сентября 1923 года во время землетрясения в Токио. Мы тогда жили еще в Харбине. В начале 1923 года отец уполномочил харбинского представителя Всероссийского крестьянского союза К. Славянского получить от японского правительства золото или его эквивалент в йенах и передал ему оригинал расписки. Славянский отправился в Японию, и как раз в это время случилось землетрясение. Бумага пропала, информацию об этом напечатали японские газеты. Однако до отъезда Славянского отец сфотографировал документ, сделал несколько копий с него.

– А я читала, что ваш отец отдал подлинник японскому правительству в обмен на то, что японцы оплатили все его судебные издержки…