Я пожал плечами. Ясное дело, перебрал лишку с нравоучениями. Хорошо бы и правда списали на излишнюю самоуверенность юного охотника.

   Барышни постепенно разбрелись по своим местам, активно обсуждая практическое занятие. Семён и ещё один санитар, выполнявшие сегодня роль наглядных пособий, поднялись с пола.

  - А ведь твоя правда, Никитич, - хлопнул меня по плечу рыжий санитар, - так всё и есть. Тама, когда пули германьски, да осколки свистять гуще дожжа, особливо не рассусоливай, знай себе, тащи, кто живой исчо, а ежели отходит, так и не мешай. Али с хребтом, перебитым или с животом развороченным, к примеру, всё одно задохнется сердешный, пока до окопа дотащишь. Одно слово, со святыми упокой. Даже молитву прочитать не успеешь... Правду сказал, не знал бы, что зелёный ишо, посчитал бы бывалым солдатом тебя, Гаврила.

  - Много дядька рассказывал. Он унтером служил. С детства на его рассказах вырос.

  - Видать, справный унтер был, коль выжить на двух воинах удалось... Ладно, Гаврила, бывай до вечера, как сговорились.

  - Бывай!

   Вернувшийся Вяземский был всё ещё немного зол.

  - Ну, Гаврила, чего это ты раздухарился?

  - Простите, не сдержался, Иван Ильич, зацепило. Они ж девчонки ещё совсем. А там...эх! - я с досады ударил себя по коленке, - верите, только и твержу себе, что не мой это мир, что у меня лишь одна задача. А душа не выдерживает. И умом-то понимаю, что мало могу, но всё же...

   Врач внимательно посмотрел на меня и грустно улыбнулся.

  - А сколько вам, Гаврила Никитич?

  - Чего, "сколько"?

  - Лет.

  - Пятьдесят третий пошёл.

  - Хм, вот как? Это что же получается, я вас на два года младше...дела-а-а.

  - Ну внешне я-то здесь молодой человек. Ровесник вашим студентам. Какой там курс университета?

  - Ну, это как смотреть. Вы здесь по документам числитесь официально с какого года?

  - 1892 года.

  - Вполне могли уже полный курс пройти. И даже степень магистра защитить.

  - Я вас удивлю. В своём времени у меня тоже есть учёная степень, соответствующая вашему магистру медицины.