- Да неужели? И в какой же специальности?

  - Раздел терапии, основанный на подробной теории иммунитета и аллергии, который появится лишь в шестидесятые годы двадцатого века, а пока лишь совершает робкие шаги, тем не менее вполне действенные на практике.

  - Это какие же? - коллежский асессор весь подался вперёд.

  - Ну, например, к осени сего года некоему профессору Тарасевичу удастся, наконец, "продавить" иммунизацию от брюшного тифа в войсках. И это при том что немцы и французы прививают своих солдат ещё с конца прошлого года, добившись снижения заболеваемости этим серьёзным недугом в семь, а то и в десять раз!

  - Но вакцины ещё недостаточно совершенны и количество случаев побочных эффектов довольно велико, - начал возражать Вяземский.

  - Речь идёт о военной вакцинации, дорогой мой Иван Ильич. На чашах весов десятки тысяч умерших от тифа, сотни тысяч заразившихся от отправленных санитарными эшелонами в тыл и сотни, вряд ли тысячи с побочными недугами от вакцинации, что вполне купируемы даже при вашем уровне развития медицины. И пытаться убеждать военных чиновников бесполезно. Решение проблемы в снижении небоевых потерь от инфекционных заболеваний сейчас в большей степени зависит не от системы организации санэпидрежима. Насколько мне известно, учить санитарные службы профилактировать и бороться с эпидемиями сейчас не надо. Главная проблема в том недостаточном уровне ресурсов и сил, что выделены для этого правительством и подчинённым ему структурам. Кажется, Наполеон сказал, что "для ведения войны мне необходимы три вещи: во-первых - деньги, во-вторых - деньги и в-третьих - деньги." Так вот, перефразируя Бонапарта, скажу, что для спасения наибольшего числа жизней в этой войне нужны идеи и деньги. Но деньги всё же больше. Ибо, без них, идеи - это пшик, всего лишь сотрясение воздуха!

  - Вы говорите страшные вещи, Гаврила Никитич.

  - Слова не так страшны, как реальность. Через три года тяготы Великой войны: антисанитария, плохое питание, скученность военных лагерей и лагерей беженцев - всё это приведёт к пандемии испанского гриппа, который за несколько лет в России выкосит, вдумайтесь в три раза больше народу, чем погибнет в этой войне!

   За столом повисло неловкое молчание. Князь сцепил побелевшие пальцы рук в замок, навалившись на столешницу.

  - Что же мы делаем...Господи, что же нам делать? -в голосе военного врача застыло отчаяние.

  - Что делать, Иван Ильич? Работать, жить, любить, наконец! И как можно реже предаваться отчаянию. Ведь никто не знает, где найдёт свою смерть. Отсюда и ожидание её столь тягостно. И лучше всего проводить это время, сохраняя достоинство.

  - Хм, теперь я намного больше понимаю, что вы чувствуете, глядя на моих подопечных сестёр милосердия, - задумчиво пробормотал бывший приват-доцент.

  - Помимо гордости за Россию и едва сдерживаемого полового влечения? - последнюю часть фразы я добавил почти шёпотом.

  - Что? Ах...да вы шутник, Гаврила Никитич! Издеваетесь?

  - Нет, Иван Ильич, просто хочу немного искупить свою вину: я виновник вашего мрачного настроения.

  - Тогда может, нам немного развеять тоску? - подмигнул мне коллежский асессор, доставая жестом фокусника конусообразную чекушку шустовского из-под полки.

  - Что ж, возражений не имею, - подкрутил я правый ус. Благодаря подарку своих сослуживцев, мне удалось утром привести своё лицо в соответствии с местными понятиями и своеобразной модой. Усы и щетина уже порядком отрасли, было за что ухватиться. Золингену работы хватило, а я умудрился порезаться всего три раза.

   Коньяк лишь разогнал немного кровь, да растворил в себе мрачные мысли, навеянные откровениями с моим начальником. Как ни странно, теперь я тоже всё больше проникался его принципом о многих печалях во многих знаниях. А ведь я ему не рассказал и о десятой части тех несчастий, что обрушаться на русского человека в ближайшие пять-десять лет. Мало кто сможет справиться с подобным грузом, и я не хочу стать вестником апокалипсиса. Но всё, что в моих силах для Ивана Ильича я сделаю...

   Вечер прошёл снова за тетрадями. На этот раз врач принёс толстенный рецептурный сборник фармацевта 1912 года издания. И начался форменный ад. Вяземский заставлял меня вспоминать и выписывать все рецепты подряд, какие я мог припомнить: мазей, кремов, присыпок, порошков, настоек, болтушек, растворов. И вскоре дело пошло! Врач терпеливо сравнивал мои каракули с соответствующими разделами в сборнике, дотошно выспрашивая для чего применяется то или иное средство. Не знаю, причина ли в том великолепие шустовского нектара, либо методическая система князя, но он-таки подобрал ключик к этому разделу памяти!

   Мы просидели до темноты, пока в вагоне не включились электрические фонари, а на нашем столе отдельная лампа под небольшим медным абажуром. Глаза князя алчно блестели. Так, наверное, выглядел сказочный кощей, который "чах над златом", о чём я не преминул сказать Ивану Ильичу.