«Бороться бесполезно, – произнес голос в голове. – Ты уже проиграл».

«Нет, – подумал Келл, – еще нет».

Он сумел поднести пальцы к неглубокому порезу на животе и нарисовать метку на треснувшем камне, но не успел прижать к ней камень: какая-то сила опрокинула его на спину. Тьма обволокла и потянула вниз. Келл боролся с магией, но она уже проникла внутрь и струилась по венам. Он попытался освободиться от ее власти, оттолкнуть ее, но это уже было невозможно.

Келл в последний раз вздохнул и провалился в забытье.

Он не мог пошевелиться.

Его опутывали черные нити и удерживали, придавив к земле. Чем больше он сопротивлялся, тем плотнее опутывала его тьма, высасывая последние силы. Голос Лайлы какое-то время слышался издалека, а затем и вовсе смолк. Келл остался в мире, наполненном тьмой.

Тьма была повсюду.

Но вот она стянулась в темное пятно, из которого вылепилась человеческая фигура. Рост, волосы, лицо, даже одежда – все было точно таким же, как у Келла, только человек этот был полностью гладким, блестящим и черным, как восстановленный камень.

– Здравствуй, Келл, – сказала тьма не на английском, не на арнезийском или махтане, а на родном языке магии. Келл наконец понял: это Витари. Он тянул, заманивал, придавал сил, одновременно ослабляя волю и питаясь его жизнью.

– Где мы? – спросил он хрипло.

– В тебе, – ответил Витари. – Мы становимся тобой.

Келл попытался вырваться из темных пут, но это было бесполезно.

– Убирайся из моего тела, – прорычал он.

Витари улыбнулся призрачно-черными губами и шагнул к Келлу.

– Ты долго боролся. Но время борьбы миновало.

Он подошел вплотную и поднес руку к груди Келла.

– Ты был создан для меня, антари, – пояснил он. – Совершенный сосуд. Я буду жить в твоем теле вечно.

Келл скривился от прикосновения. Он должен бороться. Ведь он проделал долгий путь и не может теперь сдаться.

– Слишком поздно, – выдохнул Витари. – Твое сердце – уже у меня.

При этом он надавил на грудь Келла кончиками пальцев и его рука прошла внутрь. Келл охнул, когда пальцы Витари сжали его бьющееся сердце. Чернота растеклась по изодранной рубашке, словно кровь.