– Ага. Зверя с красными глазами. Чупакабру. – Ксюша снова неопределенно взмахнула руками. – Эта тварь типа хватает всех зазевавшихся парней, ну, тех, что решились подсматривать за полуголыми девками, и утаскивает в лес. Ну, сама понимаешь, какого сорта эти байки и для чего придуманы. Чтобы молодежь отогнать от Темной воды: и девок, и парней. Чтобы не начудили чего по пьяни и из-за гормонов, чтобы не потонули ненароком. Потому что бабка моя рассказывала, что раньше, еще во времена ее молодости, не проходило ни одной русальей недели без того, чтобы кто-нибудь в озере не утонул или не пропал без вести. Вот те два исчезновения Светки и Жени и списали сначала на русалью неделю, на всю эту ночную вакханалию. А потом пропала Алена с дочкой. Малые дети никогда раньше на озере не пропадали, это уже знаешь какое ЧП! А тут еще и Силичну нашли. Там такая жуть была… – Ксюша подавленно замолчала. – Похоже, рассказывать сказки про русалок ей было проще. – Ее обнаружили на следующий день, сразу после последней русальей ночи. Не в доме, тут Яков не обманул. Она у воды лежала, с вырванным сердцем…

– Как это?..

– А никто так и не понял, как это. Сначала думали на зверя. Там вроде и следы от лап нашли. Следователь даже егерей приглашал, чтобы на следы и рану глянули. Яков тоже присутствовал. – Ксюша вздохнула. – На него потом страшно смотреть было, на три дня в запой ушел. Но так и не поняли, какой зверь мог такое с человеком сотворить. А потом на мелководье нашли охотничий нож со следами крови. А Алена пропала. Да не одна, а вместе с тобой. Ты тогда еще совсем малая была, даже меньше, чем твой сын сейчас. Дом у озера обыскали, а все вещи на месте. Если женщина решает бежать, она ж, наверное, вещи с собой берет.

Ох, ошибается Ксюша… Если женщина решается бежать, она почти ничего с собой не берет.

– Ну, тут уже хочешь не хочешь, а вспомнишь про все прошлые исчезновения. Вот следователь и вспомнил. Взяли в оборот всех, кто сразу с тремя женщинами общался. Таких, ясное дело, в Загоринах оказалось много, деревня-то хоть и большая, но все равно не город, все друг друга знают. Вот кто-то участковому и указал на Серегу Лютаева как на наипервейшего подозреваемого. И со всеми исчезнувшими женщинами был знаком, и в дом ваш вхож, и покойная Силична его не особо жаловала. Впрочем, она вообще никого не жаловала. Строгая была старуха. Алену держала в ежовых рукавицах. Как уж при такой строгости она тебя умудрилась родить, это другой вопрос. О том только твоим родителям ведомо, но факт остается фактом. Той ночью, последней русальей ночью, прабабку твою срочно позвали к Антонине Симоновой, Жени Симоновой маме. Кто говорил, у нее с вечера сердце прихватило, а кто – что примерещилось ей что-то. Ну, русалья ночь же, ясное дело! Да еще и годовщина по пропавшей без вести дочери. И знаешь, что это значило?

Нина мотнула головой. В груди щемило так, словно это у нее прихватило сердце.

– Это значит, что домой из Загорин Силична вернулась только на рассвете. И убили ее на рассвете, это и экспертиза потом подтвердила. А еще это значит, что Алена ночью никуда из дома не уходила, не могла же она бросить тебя среди ночи одну!

Не могла. Мама никогда, ни за что на свете бы ее не бросила!

– Вот следствие и решило, что если вы с Аленой оставались всю ночь дома, то могли стать свидетелями убийства. – Ксюша помолчала, а потом после тяжкого вздоха продолжила: – Или первыми жертвами, а уже Силична свидетельницей. А Лютаев стал первым подозреваемым. Сначала вообще никто поверить не мог, что это он сделал. – Ксюша снова помолчала, будто и сама до сих пор не до конца верила. – Но там факты, неопровержимые улики…

– Какие улики? – Почти четверть века назад все случилось, а от истории этой до сих пор веяло таким ужасом, таким безумием, что невозможно поверить.

– Когда начали всех, кто был с Силичной и Аленой знаком, на допросы таскать, Лютаева не сразу нашли. Пропал, словно в воду канул. Яша его тоже искал. Они же дружили все вчетвером: Яша, Лютый-Лютаев, Сычев и Березин. Неразлейвода были по молодости. Это сейчас их жизнь пораскидала: Якова – в охотнадзор, Лютого – на зону, а Сычева с Березиным – в бизнес, а тогда-то никто из них и не думал, что так все сложится. Да ты пей кофе, остынет же!

Уже остыл. Да и как запивать такую историю кофе? Ее бы запить водкой или вот виски, которым отпаивал ее Чернов.

– Они все вместе были той ночью? – спросила Нина, делая глоток скорее из вежливости, чем от необходимости.

– В том-то и дело, что нет. Яков рассказывал, что звали они Алену на гулянья по случаю завершения русальей недели, но она отказалась. Теперь-то понятно, что из-за тебя, что не с кем было тебя той ночью оставить. Ну и с Серегой они вроде как поругались тогда. Свидетели нашлись, что поругались. Вот Яша мой и стал свидетелем. Он до сих пор себе простить не может, что рассказал тогда про это участковому. Думает, что предал товарища. А я ему говорю: какое же это предательство, когда речь идет об убийстве?! – Ксюша глянула на Нину так, словно ждала от нее одобрения.

– Вы ее тоже знали, мою маму? – спросила Нина.

– Ну как знала… – Ксюша пожала плечами. – Я тогда малая еще была. Родители меня даже в клуб не пускали. Со стороны наблюдала. Алена красивая была. – В голосе Ксюши послышалась едва уловимая зависть. – На нее многие парни заглядывались.

– И Яков?

– И Яков, – сказала Ксюша как отрезала. В этот момент к ней обратился один из посетителей кафе, и она вышла в зал. Нине показалось – с явным облегчением. Похоже, Ксюша уже и сама была не рада тому, что затеяла этот разговор. Нина тоже была не рада, потому что Ксюшин рассказ стал еще одним подтверждением существования зверя. Того самого, что минувшей ночью чуть не уволок Темку, того самого, что вырвал из груди ее прабабушки сердце… Думать об этом было так жутко, что Нину до костей пробрал озноб.

Пока Ксюша обслуживала столик, Нина подошла к увлеченно рисующему сыну, встала за спиной, привычным движением взъерошила волосы, заглянула через плечо и перестала дышать…

Темка рисовал зверя. Черно-серая шерсть в кровавых подпалинах, изогнутое в стремительном прыжке тело, длинные, словно многосуставные когтистые лапы, остроконечные уши, огромные клыки, полыхающие красным глаза… Не волк – зверь, жуткий, неведомый зверь… А в пасти у зверя – то ли кукла, то ли маленькая девочка. Пусть бы лучше кукла. Нет, не так! Пусть бы лучше Темка ничего этого не рисовал!!!