– В тексте этого нет, какого черта ты влезаешь? Береги силы, дружок, – сказала я.

С моей стороны это было жестоко – все в театре знали, что у этого актера проблемы с памятью, он плохо запоминал текст. Причина, как обычно, крылась в чрезмерных возлияниях… или, попросту говоря, в алкоголе.

Вернулась Эльжбета, и репетиция пошла своим чередом.

На следующей репетиции она подошла ко мне и вручила конверт. Мне даже не пришлось гадать, что находится внутри. Конечно же роман Булгакова. И я не ошиблась. Читала его втайне от Зигмунда, не хотела, чтобы он застал меня за чтением, потому что это действие было направлено против него и против того, как он играет в этой пьесе, а доказательства его вины символично звучали со страниц этой небольшой, но прекрасной книги под названием «Жизнь Мольера». Да-да, Зигмунд ничем не напоминал Мольера. У него не было ни морщин, ни той усталости от жизни, о какой написал Булгаков. Ведь Мольер чувствовал себя усталым, и его новая влюбленность, страсть стала для него непосильным бременем. Он знал, что должен заплатить за это сполна, но пойти на попятную не мог… его любовь к Арманде сродни смерти… А Зигмунд влюбился, будучи полным сил и энергии мужчиной, которому везло в жизни. Он регулярно играл в теннис, без конца мотался на стройку нового дома и вовсю наслаждался мной. И в роли обладателя молодой жены ощущал себя беззаботно… Разве он мог понять этого замученного хлопотами человека, запутавшегося в сетях своей любви к женщине намного моложе себя, которая к тому же могла оказаться его собственной дочерью… А вот Эльжбета сумела понять свою героиню, это становилось заметнее от репетиции к репетиции. Не отдавая себе отчета, мы становились скорее зрителями актрисы, нежели ее партнерами по игре. От сцены исповеди в ее исполнении буквально захватывало дыхание.

– Я больна, мой архиепископ, – говорила она голосом тяжелобольного человека.

Актер, занятый в роли Шаррона, тоже играл во всю силу – Эльжбета всем нам задавала высокую планку.