С января 1937 г. митр. Иосиф состоял в переписке с проживавшим в Чимкенте священномучеником митрополитом Казанским Кириллом (Смирновым), взгляды которого к тому времени претерпели заметную эволюцию. Первоначально митр. Кирилл занимал среди других «непоминающих» довольно мягкую позицию по отношению к митр. Сергию. Однако в ссылке он сблизился с иосифлянами и в письме к иеромонаху Леониду от 8 марта 1937 г. писал об «обновленческой природе сергианства», а также подчеркивал: «С митрополитом Иосифом я нахожусь в братском общении, благодарно оценивая то, что с его именно благословения был высказан от
Петроградской епархии первый протест против затеи м. Сергия и дано было всем предостережение в грядущей опасности»[82]. Переписка митрополитов велась через архимандрита Арсения (Корди), ссыльных священников Ветчинкина и Григория Сеницкого.
По рассказам племянницы Нины Алексеевны Китаевой, Владыка Иосиф жил на окраине Чимкента, на Полторацкой улице, около арыка, за которым простиралась нераспаханная степь. В небольшом казахском глинобитном доме он занимал комнату с верхним светом, обставленную очень скромно: в ней стоял грубо сколоченный стол, топчан, на котором спал митрополит, и пара стульев. Вставал Владыка в шесть утра и каждое утро один служил за аналоем, на который ставил небольшой резной складень. Кончив службу, он шел на базар за покупками, завтракал, немного отдыхал и садился читать. Книги ему присылали или давали местные ссыльные. Часто из России приходили с оказией посылки или деньги, поэтому митрополит жил не нуждаясь. Легального храма в городе не было. Ссыльные Владыку посещали редко, и беседовал он с ними, прогуливаясь в степи. Письма, как правило, присылались и отправлялись с доверенными людьми, наезжавшими в Чимкент. Хозяйство митрополита в 1931–1937 гг. вела монахиня Мария (в миру Мария Ивановна Коронатова), бывшая учительница в Устюжне, последовавшая за ним в ссылку и разделившая его судьбу. После ареста Владыки она также была схвачена агентами НКВД, в ноябре 1937 г. приговорена к 10 годам лагерей и в 1942 г. скончалась в заключении — в сельскохозяйственной колонии № 9 на ст. Чамолган Туркестано-Сибирской железной дороги[83].
Точная дата кончины архипастыря долго не была известна. Существует опубликованное свидетельство его племянницы Китаевой, что летом 1938 г. она с пятилетним сыном навещала Владыку в Чимкенте, и, таким образом, он погиб не раньше осени 1938 г.[84] Но человеческой памяти свойственно со временем ослабевать, что, видимо, произошло и в этом случае. Ставшие теперь доступными документы следственного дела не оставляют места для сомнений.
Митрополит Иосиф был арестован 24 июня 1937 г. Мирзояновским районным отделом НКВД в г. Мирзояне и помещен в тюрьму г. Чимкента. При обыске у Владыки были изъяты: переписка (121 лист), фотографии, большое количество церковной литературы и 7 тыс. рублей, якобы предназначенных на контрреволюционную деятельность. Во время обыска митрополит вел себя спокойно и с достоинством, на предъявленном ему ордере Владыка написал: «Ордер читал и недоумеваю, почему нет санкции прокурора». По делу так называемого «Всероссийского контрреволюционного центра» вместе с митрополитом Иосифом проходили митрополит Кирилл (Смирнов) и епископ Евгений (Кобранов), также арестованные 24 июня. Всего же «за участие» в якобы возглавляемой ими «контрреволюционной организации церковников» были схвачены 64 человека. Владыка Иосиф дважды подвергался допросам — 14 и 23 июля. На первом допросе, несмотря на вероятные жестокие пытки (что было обычной практикой в то время), он признался только в том, что «возглавлял нелегальную религиозную организацию», а обвинение в антисоветской деятельности отверг. Протокол же второго допроса, из которого следует, что митрополит будто бы признал вину в контрреволюционной деятельности, резко отличается казенной стилистикой ответов от первого и, несомненно, представляет собой фальсифицированный документ. Вероятно, подложной является и подпись Владыки под ним, так как совершенно непохожа на первоначальную. От подписи в предъявленном ему обвинении митр. Иосиф отказался, и следователь был вынужден написать за него — «контрреволюционер»[85].
В сфабрикованном обвинительном заключении от 19 ноября 1937 г. говорилось: «Петровых Иосиф являлся заместителем Смирнова К. и, в случае ареста последнего, Петровых должен был возглавить к[онтр]р[еволюционную] деятельность организации. Помимо этого, Петровых проводил работу по концентрации к[онтр]р[еволюционных] сил церковников вокруг контрреволюционной] организации, вел новую вербовку членов и организовывал к[онтр]р[еволюционные] ячейки на местах… На территории Южно-Казахстанской области непосредственно им организована в г. Чимкенте контрреволюционная] ячейка из б[ывших] адм[инистративно] ссыльных попов и монашек, которая находилась под личным его руководством и члены которой репрессированы за контрреволюционную] деятельность и осуждены. Для развертывания контрреволюционной] деятельности среди населения им был завербован в г. Чимкенте авторитетный религиозник Руднев Николай, который готовился на руководящую контрреволюционную] работу в одну из контрреволюционных] ячеек»[86].
Во время пребывания в чимкентской тюрьме Владыки Иосиф и Кирилл имели возможность довольно частого общения. По свидетельству одного из репрессированных московских священников, «когда митрополитов Кирилла и Иосифа выпускали ежедневно на прогулку, то они всегда гуляли рядом, причем митрополит Иосиф был высокого роста, а, сравнительно с ним, коренастый митрополит Кирилл был маленького роста. Митрополиты, гуляя по кругу, всегда были заняты сосредоточенной беседой, очевидно, здесь, на открытом воздухе, их нельзя было подслушать. А за прогулкой митрополитов всегда следили с горы катакомбницы-монахини. Это было небезопасно. Надо было маскироваться, чтобы власти не заметили всей тайной сигнализации. А она сводилась к тому, что митрополиты давали им свое благословение в начале и в конце прогулки. Эту подробность я слышал от жителей Чимкента и в заключении, и на воле. Сейчас уже не осталось и следа от того домика, в котором содержались иерархи-исповедники. Его снесли, когда заметили, что это место пользуется особым почитанием со стороны верующих…»[87]
Заседанием Тройки Управления НКВД по Южно-Казахстанской области от 19 ноября 1937 г. митрополиты Иосиф и Кирилл (и с ними епископ Евгений) были приговорены к высшей мере наказания. Эти два духовных столпа Русской Церкви прославили Христа Бога своей мученической кончиной вечером накануне «Собора святого Архистратига Михаила и прочих Бесплотных Сил». 7/20 ноября 1937 г. их расстреляли и похоронили в местности, называемой Лисья Балка, под Чимкентом.
В эту ночь был проведен массовый расстрел священнослужителей и мирян, отбывавших ссылку в Южно-Казахстанской области. «Их вывели большой группой, около ста пятидесяти человек. Все — катакомбное духовенство, митрополитов с ними не вели. Их доставили позже машиной прямо на место расстрела… Здесь вся группа попросила взаимно друг у друга прощения. Все дали друг другу (кто успел) последнее целование. Митрополиты преподали всем благословение и „напутствие“. И, несмотря на строгость, все же оказался один свидетель расправы. Это был чабан, пастух овец, и он видел, как люди эти пали под пулями. Он свидетельствовал, что среди расстрелянных был один „большой мулла“. Это, несомненно, сказано о митрополите Иосифе, который выделялся своим огромным ростом…»[88] Из расстрелянных вместе с Владыкой новомучеников восемь были причислены на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 г. к лику святых.
Так закончился земной путь Владыки Иосифа. Но память о нем благоговейно хранят тысячи верующих — выходят статьи, снимаются документальные фильмы. Жизнь митрополита, человека бескомпромиссного и непреклонного, принявшего узы Христовы и смерть, вызывает в памяти слова Спасителя: «Верный в малом и во многом верен». Вместе с православным русским народом в жестокое время он испил чашу страданий и унижений до дна. Ныне Владыка Иосиф предстоит пред Престолом Божиим вкупе с другими мучениками, на крови которых созидается слава Церкви.
Архиепископ Гдовский Димитрий (Любимов)
Один из создателей и фактический руководитель иосифлянского движения в первые два года его существования Владыка Димитрий (в миру Дмитрий Гаврилович Любимов) родился 15/28 сентября 1857 г. в г. Ораниенбауме Петергофского уезда Санкт-Петербургской губернии в семье митрофорного протоиерея Гавриила Марковича Любимова (1820–1899), сподвижника св. о. Иоанна Кронштадтского. Отец Гавриил был известен как устроитель целого ряда богоугодных заведений, щедрый благотворитель, талантливый законоучитель и проповедник, а также храмоздатель, выстроивший 96 храмов в различных губерниях России. В честь него в начале XX века одна из улиц Ораниенбаума была названа Любимовской (ныне ул. Рубакина). Происходил род Любимовых из Тамбовской губернии[89]. Окончив в Петербурге в 1878 г. семинарию и в 1882 г. Духовную Академию, по первому разряду со степенью кандидата богословия, Дмитрий Гаврилович не сразу принял священный сан. 23 марта 1882 г. он был послан псаломщиком в Никольскую церковь при Российском посольстве в Штутгарте (Германия), где священником служил его старший брат Сергий, ставший затем настоятелем русского Никольского собора в Ницце (Франция).
Прослужив два года в Штутгарте, Д. Любимов возвратился в Ораниенбаум и 11 сентября 1884 г. определился преподавателем латинского языка в Ростовское Димитриевское Духовное училище. Через полтора года молодой учитель вступил в брак с дочерью потомственного почетного гражданина Агриппиной Ивановной Чистяковой. У них родилось четверо детей: дочери Вера (7 апреля 1888 г.), Анна (12 ноября 1891 г.) и Надежда (23 июня 1896 г.), а также сын Гавриил (8 октября 1893 г.). Однако трое младших детей, вероятно, умерли в младенчестве.
6 мая 1886 г. Д. Любимов был рукоположен во иерея в петербургском Исаакиевском соборе архиепископом Казанским и Свияжским Палладием (Раевым) и по прошению отца получил назначение в дворцовую Пантелеимоновскую церковь Ораниенбаума. Одновременно с 30 мая 1886 г. он работал законоучителем Ораниенбаумского городского училища. 5 сентября 1895 г. священник сменил своего отца на должности настоятеля главного храма Ораниенбаума — церкви св. Архангела Михаила. 16 августа 1898 г. о. Димитрий участвовал в освящении последнего «детища» прот. г. Любимова — построенной в Ораниенбаумском Градском лесу церкви во имя Божией Матери «Всех скорбящих Радосте». 12 сентября 1898 г. о. Димитрия перевели третьим священником в петербургскую Покровскую церковь, церковь в Большой Коломне, в которой он за три десятилетия последующего служения снискал большую любовь, авторитет у своих прихожан и получил многочисленные церковные награды. 14 мая 1903 г. о. Д. Любимов был возведен в сан протоиерея, 6 мая 1913 г. награжден палицей, а с 14 октября 1915 г. служил помощником благочинного IV округа Петрограда[90].
Лично знавший Владыку Димитрия церковный писатель А. Краснов-Левитин писал о нем: «До революции он был энергичным, деятельным пастырем, одним из руководителей Общества трезвости. В 1914 г. его постигло первое серьезное испытание: его единственная дочь, учившаяся в немецкой школе „Annenschule“ вышла замуж за немецкого офицера и уехала с ним в Германию, а через несколько месяцев разразилась война. Отец с дочерью были разлучены навсегда. После революции, в голодные годы, от тифа умерла его жена. Отец Димитрий стал еще духовнее, еще преданнее Богу, еще молитвеннее. Во время обновленческого раскола он хранил непоколебимую преданность Церкви. Надо сказать, что Покровский храм имел особое значение в духовной жизни Питера. Причт этого храма отличался просвещенностью и энергией. Настоятелем был известный питерский протоиерей о. Василий Акимов — магистр богословия, окончивший, кроме Духовной Академии, университет. В прошлом — законоучитель созданной Победоносцевым образцовой Свято-Владимирской Духовной гимназии на Забалканском проспекте, пользовавшийся любовью своих учениц. Великолепный администратор и народный деятель. Вторым священником был популярнейший питерский протоиерей отец Николай Чепурин, высококультурный человек, биолог, получивший образование в Оксфорде, впоследствии окончивший Духовную Академию. Отец Димитрий был третьим священником этого храма. Окончив в свое время Петербургскую Академию по 1-му разряду, о. Димитрий был, пожалуй, популярен еще более, чем два его сослужителя, благодаря своей молитвенной ревности»[91].
Впервые с советскими органами власти о. Д. Любимову пришлось столкнуться в 1919 г. 16 марта на общеприходском собрании он был избран в число 42 человек, уполномоченных подписать договор о принятии богослужебного имущества и здания церкви в «бесплатное и бессрочное пользование». Однако этот список не устроил отдел юстиции Петросовета, и по его требованию 30 ноября на новом собрании был избран приходской совет из 14 человек, в который снова вошел о. Димитрий. 13 декабря протоиерей в числе других членов совета подписал договор с представителем отдела юстиции[92].
Гораздо более серьезные потрясения произошли в 1922 г. 24 апреля о. Димитрию пришлось присутствовать на изъятии из Покровской церкви ценностей, а вскоре был арестован настоятель храма прот. В. Акимов (6 июля его приговорили к 3 годам заключения). 10 июля о. Димитрий на общеприходском собрании был избран председателем приходского совета и исполняющим обязанности настоятеля.
Одной из первых проблем, которую пришлось решать батюшке в качестве настоятеля, был введенный властями контроль за произнесением проповедей. С июля 1922 г. требовалось заранее подавать заявления о разрешении их произнесения. Протоиереи Д. Любимов и Н. Чепурин попытались бороться против такого порядка и 31 августа подали заявление в совет Центрального городского района: «Ввиду того, что проповедь, посвященная наставлению в вере и христианской нравственности, составляет неотъемлемую часть богослужения, без чего богослужение это оказывается неполным и лишенным значительной части своего смысла и наставления… Покровский причт просит совет ЦГР, в отмену ограничения его богослужебно-проповеднических прав, сделанных б. 2-м городским районом, разрешить ему постоянное беспрепятственное ведение духовных бесед за богослужениями в своем храме на общем, по законам РСФСР, основании». Со временем, хотя и не сразу, такое разрешение было получено[93].
Другой важнейшей проблемой являлась борьба с обновленцами, создавшими вскоре после ареста митр. Вениамина свое Епархиальное управление. Отец Димитрий отказался признать его власть и вошел в число основателей так называемой Петроградской автокефалии, которая в условиях отсутствия канонической власти в Русской Церкви самостоятельно боролась с обновленчеством. 26 августа авторитетная группа верующих подала в Петроградский губисполком заявление о регистрации «Православной Кафолической Церкви» г. Петрограда, а 1 сентября представила проект ее устава[94]. Однако власти не только не зарегистрировали новую организацию, но и попытались покончить с ней путем репрессий.