— Ты чё там, каратист? — крикнул один из подбежавших, поднимая ствол пистолета в моем направлении. — Копыто убери, козел! Мы из таких каратистов решето делаем!

— Петюня, вали его! — взвыл вертлявый снизу. — У него волыны нету! Кончай педрилу! Он наших повалял! Яйца ему отстрели, гондону!

«Ну вот, нашел Выход на Дорогу», — мелькнула мысль.

«Петюня» принял кинематографическую позу, прищурил один глаз, пытаясь сфокусировать прицел: видимо, алкоголь еще действовал в его крови. Дернул щекой… сейчас нажмет спуск…

Шварк! Быстрая размытая тень сбила прицел, выстрел грянул, но — мимо. Петюня ошарашенно пялился на пустой рваный рукав, из которого только что торчала его рука с пистолетом. Теперь эта рука лежала в полуметре от его ног, продолжая сжимать злополучный ствол.

Меня словно током ударило. Неужели…

Я, пользуясь моментом всеобщего шока, шагнул вперед и, не опасаясь за окончательную разрядку батареи, влепил тугой разряд силового поля во второго парня с пистолетом, пока тот не надумал его поднять. Парня оттолкнуло на пару метров, причем он даже не опрокинулся назад, просто отбежал: расстояние и слабость разряда сделали свое дело. Но теперь я уже боялся не за себя.

— Бегите, идиоты! — крикнул я остолбеневшим парням. — Пока живы! Маня! Ко мне!!!

Тут раздался такой вой, что и у меня холодная волна пробежала от затылка до ягодиц: выл парень, потерявший руку. Он, сжимая кровоточащий обрубок, сидел на корточках, уставившись на лежащую перед ним кисть, и выл, выл, выл…

Гивера напряженной пружиной остановилась между мной и застывшими в ужасе людьми. Припала к листьям, зашипела, словно из паровозного котла спускали пар. Это оказалось последней каплей: с дикими воплями отрезвевшие парни кинулись к машинам, оставляя сзади наполовину пришедших в себя «бутылконосца» и «кожаную куртку». Взревели моторы. Машины исчезли за поворотом, взметая листья. Следом, вопя, чтобы их подождали, похромали пострадавшие от силового излучателя. Процессию завершал скулящий и прижимающий к себе обрубок руки злополучный стрелок. Когда его поскуливание перестало доноситься из-за поворота, я расслышал за спиной тихое всхлипывание. Обернулся.

Вертлявый продолжал лежать на дороге, ногой под мопедом. Его прыщавое лицо было абсолютно белым, черты искажены. Гивера, не торопясь, подошла к нему, остановилась вплотную и зашипела прямо в трясущееся, перекошенное лицо, обнажая в жутком, нереально широком оскале несколько рядов конических голубых зубов. Я понял, что парень может умереть прямо сейчас от разрыва сердца, и нерешительно окликнул зверя, все еще не до конца веря, что гивера, к слову — порядком подросшая, — снова со мной.

— Маня?

Гивера повернула голову, весело блеснула глазами: мол, не мешай пугать засранца!

И правда: повеяло характерным запашком…

— Маня, негодяйка! Он же мне весь мотороллер изгадит! — Я присел на корточки, протянул руки: — Иди ко мне!

Маня, напоследок презрительно фыркнув в мраморную маску ужаса, на которой побелели даже прыщи, медленно двинулась ко мне. Она шла не торопясь, словно нехотя, только ее огромные глаза как-то по-новому сияли… и она, словно стесняясь этого блеска, опустив коническую морду, шла все медленнее и медленнее по опавшим листьям… Наконец, подойдя вплотную, она ткнулась широким лбом мне в грудь и замерла, держа свой роскошный пушистый хвост вытянутым параллельно земле. Я свел руки, обняв ее напряженное, словно одеревеневшее тело, зарывшись пальцами в густой теплый мех… На Манин лоб упала капля, скатилась по блестящему меху, упала другая… Я обнаружил, что плачу, обняв жестокого убийцу, опаснейшего зверя, который, расслабляясь, все теснее и теснее прижимался ко мне своим сильным гибким телом и вдруг тихонько замурчал.

Я первый раз услышал, как мурлычет гивера. Это не было похоже на мурлыканье домашней кошки, скорее это напоминало воркование голубя, смешанное с ворчанием собаки. Это было этакое переливистое, «музыкальное» мурчание, и я потихоньку начал осознавать, принимать мысль, что Маня действительно со мной рядом, что она сделала невозможное: выжила каким-то образом там, на Пионе, прошла через несколько миров, невесть сколько Переходов и нашла меня на Земле. Это было невероятно, фантастично, и… это была настоящая преданность.

Я обессиленно уселся прямо в листву, расставив неожиданно беспомощные ноги. Маня подняла морду и лизнула меня в подбородок, слово говоря: «Ну вот и я! Я нашла тебя, и наша маленькая стая снова вместе! Ты рад?»

— Ты зачем человеку руку откусила? — нахмурил я брови.

Маня невинно-недоуменно посмотрела на меня: мол, он же в тебя стрелять хотел! А если бы попал?