– Дорогие мои, вы так похожи на свою мать.

Гостьи упали в ее объятия.

Тетя Дороти вместила множество жизней и ролей в пятьдесят один год пребывания на этом свете. В бытность свою актрисой она достигла блистательного успеха на сцене, тогда как за ее пределами развлекала избранных, наиболее щедрых лондонских джентльменов. Благодаря этим занятиям она накопила далеко не маленькую сумму, а когда ей исполнился сорок один год, перекрасила огненно-рыжие волосы в каштановые и прошла второе крещение: сменив как имя, так и привычки, превратилась в состоятельную вдову миссис Кендалл. В качестве миссис Кендалл она приобщилась к новому для себя образу жизни на задворках высшего света, посещая днем те дома, в которых прежде (будучи молодой девушкой) проводила лишь вечера. И хотя Китти опасалась, что легендарное прошлое тети Дороти окажется скорее помехой, нежели подспорьем, – в сущности, актрису едва ли можно счесть респектабельной леди, – манеры их покровительницы отчетливо показывали, что ее превращение в знатную даму осуществилось безупречно. Познакомившись с ней, Китти успокоилась, уверовала в то, что тетя Дороти способна направить следующие их шаги в лондонском свете и поделиться мудростью с новоявленной охотницей за богатством. Ей не терпелось задать тетушке тысячи вопросов, однако первые несколько часов, проведенных вместе, они говорили только о матери девушек.

– Как мне хотелось приехать на похороны! – с жаром сказала миссис Кендалл. – Знайте, я бы приехала, но ваш отец решил… что это был бы не слишком мудрый поступок.

Китти как нельзя лучше поняла это расплывчатое объяснение. В иных, более благоприятных обстоятельствах встреча с маминой подругой очень много значила бы для девочек Тэлбот – тетя Дороти могла бы поделиться с ними рассказами о прежней жизни даже после маминого ухода. Но мистер Тэлбот защищал интересы семьи, отдаляя женщину, чье присутствие вызвало бы вопросы… а некоторые темы предпочтительно оставлять в прошлом.

– В тот день стояла прекрасная погода, – откликнулась Китти, прочистив горло. – Свежо и прохладно. Маме бы это понравилось.

– Ее невозможно было удержать в четырех стенах, если на улице светило солнце, – сказала тетя Дороти с грустной, искренней улыбкой. – Независимо от времени года.

– Я прочла отрывок, – подала голос Сесили, – из поэмы Чосера «Книга герцогини», маминой любимой.

Разумеется, никто из присутствовавших на похоронах не понял ни слова, мелькнуло сейчас в мыслях у Китти, но Сесили декламировала отчетливо и складно.

Они проговорили несколько часов, обмениваясь воспоминаниями, постепенно сдвигая кресла, берясь за руки время от времени и сближаясь, как неизбежно сближаются люди, разделившие столь огромную потерю. К тому моменту, когда беседа добралась до расторгнутой помолвки Китти, за окнами стемнело.

– Вы правильно сделали, что приехали, – заверила тетя Дороти, разливая по бокалам ратафию[2]. – Лондон – самое подходящее место. Если бы вы связали себя с Батом или Лайм-Реджисом в это время года, все закончилось бы полным фиаско. Считайте меня своей феей-крестной, мои дорогие. Уверена, мы подберем превосходные партии вам обеим всего за несколько недель.

Сесили, задумавшаяся о чем-то своем, стремительно вернулась в реальность, распахнула глаза и бросила на сестру обвиняющий взгляд.

– Но партию нужно подобрать только мне, – заявила Китти твердо. – Сесили еще слишком молода.

– Ты совершенно уверена? – удивленно спросила тетя Дороти. – Разве не мудрее было бы найти мужей вам обеим?

– Совершенно уверена, – подтвердила Китти, и Сесили вздохнула с облегчением.

Тетя Дороти, похоже, не согласилась, но почти мгновенно овладела собой.

– Тем не менее, полагаю, она поможет нам расставить силки, – заявила хозяйка дома. – У нас много дел, прошу заметить. Мы должны разобраться с вашей одеждой, прическами, с вашими… – Она повела рукой в жесте, который как бы охватывал все, что касалось внешности сестер. – Нельзя терять ни дня, сезон вот-вот начнется.