– Нет! То есть, как сказать… мы уже… И я подумал, что лучше прийти к вам…

– Понимаю, – откликнулась Китти и действительно все поняла. – Право, мистер Линфилд, не могу не отдать должное вашей самоуверенности. Требуется недюжинное проворство, чтобы сделать предложение одной женщине, будучи обрученным с другой. Браво!

– Вот всегда вы так! – пожаловался мистер Линфилд, наконец-то набравшись храбрости. – Все переворачиваете с ног на голову, так что невозможно понять, где верх, а где низ. А вам не приходило на ум, что я хотел пощадить ваши чувства? Но вы сами вынуждаете меня сказать правду. Если я собираюсь чего-то добиться на политическом поприще, вряд ли мне это удастся с такой женой, как вы.

Китти поразил его язвительный тон.

– И как прикажете это понимать? – требовательно спросила она.

Он раскинул руки, словно приглашая ее оглядеться по сторонам. Китти приглашению не последовала. Она прекрасно знала, что именно увидит, поскольку входила в эту комнату каждый день: потрепанные кресла, теснящиеся перед камином, где теплее, некогда элегантный ковер у очага, ныне изъеденный молью и потертый, пустые полки, на которых прежде стояли книги.

– Может, мы и живем в одном городе, но мы из разных миров! – Он снова повел рукой. – Я сын сквайра! Матушка и мисс Спенсер помогли мне понять, что, если я намерен сделать себе имя, мезальянс для меня недопустим.

Никогда прежде Китти не ощущала с такой остротой биение собственного сердца, стучащего, как барабан, в ее ушах. Женитьба на ней – мезальянс?

– Мистер Линфилд, – промолвила она мягко, но не без яда в голосе, – пусть между нами больше не прозвучит ни слова лжи. Вы не высказывали никаких возражений против нашей помолвки, пока не встретились вновь с очаровательной мисс Спенсер. Сын сквайра, заявляете вы! Не ожидала я от вашей семьи потворства неджентльменским поступкам. Пожалуй, мне следует порадоваться, что вы показали во всей красе бесчестность своей натуры прежде, чем стало слишком поздно.

Она наносила каждый удар с точностью и силой Джентльмена Джексона[1], и Чарльз – для нее теперь навсегда мистер Линфилд, – пошатнувшись, попятился в ужасе.

– Как вы могли сказать такое? Неджентльменский поступок! Вы не в себе! – воскликнул он, неловко заламывая руки; пот уже ручьями тек по его лицу. – Я хочу, чтобы мы остались добрыми друзьями. Вы должны понять, Кит…

– Для вас – мисс Тэлбот, – отрезала Китти с ледяной вежливостью. Ярость так и клокотала в ней, но, сдержавшись, она не стала повышать голос и отрывистым жестом указала на дверь. – Извините, но я прошу вас удалиться, мистер Линфилд.

Он быстро кивнул на прощание и с готовностью, не оглядываясь, спасся бегством.

Китти мгновение стояла недвижно, сдерживая дыхание, словно пыталась остановить дальнейшее разрастание обрушившегося на нее несчастья. Она подошла к окну, сквозь которое лился свет утреннего солнца, и, прислонившись лбом к стеклу, медленно выдохнула. Из окна открывался вид на сад: расцветающие нарциссы, заросшие сорняками овощные грядки, куры, занятые поиском личинок. Жизнь снаружи продолжала свое привычное течение, но по эту сторону стекла была бесповоротно разрушена.

Они остались одни, совершенно одни. Им не на кого опереться, с тех пор как умерли мама и папа. Сейчас, в эту мучительную минуту, Китти больше чем когда бы то ни было нуждалась в их совете – и была лишена поддержки. Ей не к кому обратиться. Смятение нарастало. Что же теперь делать?!

Китти могла бы простоять так не один час, если бы ее размышления не прервала самая младшая сестра – десятилетняя Джейн.

Вторгшись в гостиную с апломбом королевского посланца, она требовательно спросила:

– Ты знаешь, где книга Сесили?

– Вчера лежала на кухне, – ответила Китти, не отводя глаз от сада.

Сегодня они должны были очистить от сорняков грядку под артишоки, которые нужно посадить в ближайшее время.