Один из них сказал ошеломленному таким кульбитом судьбы Флатто-Шарону: «Мы знаем о тебе все и восхищаемся твоей ловкостью. Дай Бог нам столько здоровья, сколько у тебя миллионов. Но нам много не надо. Всего за пять миллионов франков мы готовы отпустить тебя в твой Израиль. Ну, разве мы не покладистые малые?»
Флатто был вынужден согласиться с этим определением. Для того, чтобы у клиента были все основания как можно энергичнее позаботиться о своем освобождении, «покладистые малые» обращались с ним отнюдь не как с принцем крови. Флатто-Шарон связался со своим ближайшим сотрудником и компаньоном Тибором Хаджадо и велел ему немедленно отправляться в Женеву с наличными. Люди, во власти которых он оказался, признавали лишь этот вид финансовых операций. Хаджадо примчался на выручку, но с собой привез лишь два миллиона. Посовещавшись, похитители все же освободили Флатто, оставив у себя «в гостях» его компаньона до тех пор, пока не получат всей суммы. При этом они намекнули, что терпение их не безгранично.
Флатто выкупил друга и спасителя лишь через месяц. Исхудавший Хаджадо стал похож к тому времени на старого облезлого кота. В полицию друзья по вполне понятным причинам не обращались.
Самой крупной бомбой в показаниях Жака Асулина был его рассказ о намерении Флатто-Шарона ликвидировать Тибора Хаджадо.
Начиная с 1974 года Хаджадо был в курсе всех секретов своего компаньона и мог стать очень опасным. Низенький, подвижный, с лисьей мордочкой, он производил впечатление человека, с которым шутить опасно. Флатто задолжал Хаджадо полмиллиона долларов и, чтобы рассчитаться, перевел на его имя четыре своих магазина в центре Тель-Авива. Хаджадо, однако, не был удовлетворен и подал на своего бывшего компаньона в суд, утверждая, что Флатто остался ему должен 177 тысяч долларов. Главным свидетелем обвинения на суде выступил все тот же Жак Асулин, давно ставший для Флатто-Шарона настоящим кошмаром.
Вот еще одна любопытная выдержка из его показаний:
«В 1981 году зять позвонил мне в Париж и сказал: „Приезжай немедленно. Поможешь мне готовить предвыборную кампанию“. Ему опять хотелось в Кнессет. Я приехал. После первых приветствий Флатто сказал: „Поговори с Тибором. Я с ним в конфликте. Этот хорек угрожает открыть пасть и испортить мне весь праздник…“
Я отправился к Хаджадо, с которым был в приятельских отношениях. Выслушав меня, Тибор сказал: „Передай Флатто, что плевать я на него хотел. Если он не закончит со мной дела по-человечески, то я сделаю ему то, что он устраивал другим“.
Когда я рассказал Шмуэлю о нашем разговоре, он пришел в такое бешенство, что даже губы у него побелели.
При мне он позвонил в Испанию своему деловому партнеру Джеку Энгельгардту и сказал: „Джек, надо заставить замолчать старого хорька Хаджадо. Желательно навсегда. Что ты думаешь об автомобильной катастрофе?“» Когда Асулин давал эти показания, в зале суда раздавались недоверчивые смешки. Жак повысил голос: «Ваш смех неуместен, — почти закричал он. — Я присутствовал при этой беседе. В тот же день я предупредил Хаджадо.
— Спасибо, старина, — сказал Тибор. — Я приму меры.
Поэтому и только поэтому Флатто-Шарон не убил Тибора Хаджадо…»
— Почему вы так стремились пробиться в большую политику? — спросил Флатто-Шарона корреспондент газеты «Хадашот».
— Я умею красиво жить и хотел научить этому других, — невозмутимо ответил наш герой.
Красиво жить, как известно, не запретишь…
Солнце в крови
«Не хочу, чтобы он умирал…»
Меир Хар-Цион.
По определению Даяна, «лучший солдат Израиля со времен Бар-Кохбы», ставший предметом почитания, как знамя, изрешеченное пулями, почерневшее от порохового дыма.