— Три недели, — всхлипнув, ответила она.

— Почему вы только сейчас об этом говорите? — с укором спросил Страхов.

— Ты же знаешь, что его часто нет, — рассеянно произнесла Анна Викторовна.

— Почему тогда вы тревожитесь в этот раз?

— Женя, — взволнованно заговорила женщина, — ты понимаешь, Андрей не дал ему денег, и больше мы с ним не говорили. Вова страшно на нас разозлился. Но обычно он быстро приходит извиниться и мириться, а в этот раз такая большая ссора и ни звука, — она затихла, видимо, сомневаясь во фразе, но все же продолжила, говоря осторожно и пугливо, — Он всё вспоминал про тот случай.

При этих словах Страхов встрепенулся, встал с кресла, вышел из опенспейса, зашел в отдельный кабинет для встречи с клиентами и закрыл за собой дверь.

— Что-то бормотал беспрерывно, — продолжала Анна Викторовна так же тихо.

Страхов понял, что тревожное сердце матери предсказывает беду, а материнский инстинкт редко подводит. Он успокоил испуганную мать, объяснил процедуру подачи заявления о пропаже человека и велел ждать от него вестей в ближайшие дни. Анна Викторовна рассыпалась в благодарностях и, всхлипывая, положила трубку.

К концу разговора лицо Страхова пылало, голова страшно гудела, в висках стучало. Вены на лбу и на руках покраснели и вздулись. Звон ушах нарастал, он закрыл окно, надеясь на спасение, но напрасно. Тогда Страхов стал судорожно искать таблетки, хлопая по карманам штанов и пиджака, однако нигде их не находил. В ярости он разбил стоявшую на столе глиняную статуэтку Дон Кихота в серебряных доспехах и круглой шляпе с широкими полями и тогда заметил блестящую упаковку, лежащую за открытым ноутбуком. Дрожащими от напряжения и гнева пальцами он выдавил на руку несколько круглых таблеток в белой оболочке и забросил их в рот, жадно запивая холодной водой. Постепенно головная боль начала отступать, мутность в глазах исчезать, а мысли проясняться.

— Я поеду поздороваюсь с однокурсником, — объявил Страхов коллегам и отправился в следственный комитет, где должен был быть Никитин.

Адвокаты пожелали удачи и снова опустили глаза и носы в бумаги. Страхов прыгнул в машину и вскоре домчался до четырехэтажного длинного здания, выложенного плиткой цвета слоновой кости и обнесенного черным металлическим забором с острыми спицами. Он потянул на себя ручку двери из окрашенного алюминия со стеклянными вставками и оказался в контрольно-пропускном пункте. Раскрыв удостоверение адвоката и поднеся его к самому носу охранника, Страхов прошел через крутящийся металлический турникет, поднялся на третий этаж и постучал в ольховую дверь, на которой висела табличка «Никитин А. С.».

— Войдите, — раздался хриплый низкий мужской голос по ту сторону двери.

Страхов отворил дверь и увидел сидящего за столом Никитина. Это был холенный, полный, невысокий мужчина, неторопливый в движениях, размеренный в речи и поступках. На его круглом лице, как два маленьких уголька, чернели темные узкие глаза, и большой рот при улыбке оголял желтоватые крепкие зубы. Он был одногодкой Страхова, но выглядел значительно старше. Глубокие морщины уже исполосовали низкий лоб и уголки глаз, а между бровей поселились две наплывающие друг на друга складки.

Никитин сразу узнал однокурсника и, пригласив его зайти в кабинет, рассказал, как продвигается следствие. Дело ему казалось чрезвычайно простым, хотя ни одной улики или прямого доказательства вины подозреваемого не было найдено. Страхов сыпал вопросами, и утомленному тяжелой работой Никитину быстро наскучило обсуждение дел, и он пригласил адвоката на поздний обед в находящийся поблизости недорогой ресторан.

Никитин был рад встречи с давним знакомым и от удовольствия почесывал свое упругое пузо. Он считал Страхова своим конкурентом с первого курса, думая, что из-за высокого положения отчима преподаватели относятся к нему снисходительно и более терпеливо, чем к нему. Возвращение Страхова в Смоленск после окончания университета и его уход в адвокатуру вселили в Никитина веру в собственные силы. Он остался работать в Москве, согласившись на должность простого участкового, и рассчитывал на легкое продвижение по карьерной лестнице. Каждый день он обходил квартиры, из которых поступали обращения, разбирал мелкие бытовые преступления, разнимал пьяных и заполнял, заполнял, заполнял разного рода отчеты. Он пожирнел, отупел, но за три года непрерывной службы без выходных и отпусков не продвинулся к желаемой цели ни на шаг. На его счастье знакомый следователь предложил ему занять должность ушедшего на пенсию оперативника. Никитин принял это предложение и отработал еще три года, но, осознав, что повышения ему не дождаться, вернулся в родной город, где сразу занял должность следователя.

— Я слышал про дело с таксистом, — начал Никитин, удобно устраиваясь на стуле и подвигая к себе тарелку с горячим супом, — Как ты вычислил, что это не он? Неужели следователь так оплошал? — с плохо скрываемой завистью поинтересовался он.

— Он просто искал легкий выход, — сухо пояснил Страхов и тоскливо посмотрел в сторону барной стойки, чтобы проверить, не несет ли официант его заказ.

— А дело-то жуткое даже для меня, — восторженно заметил Никитин, особенно любивший браться за дела с тяжкими преступлениями, — Виновного потом нашли?

— Да, — коротко кивнул Страхов, — когда следователя другого поставили. Там очевидно было, что бытовуха. А таксистом хотели прикрыться. Мужику шестьдесят пять лет, он еле ходит и не способен был уже даже на работу, не то что на преступления.

— А почему он водителем работал? — удивленно спросил Никитин, начав хлебать суп.