При всём этом автор книги не скрывает своего негативного отношения к отечественным органам госбезопасности и их деятельности в годы Великой Отечественной войны. На многих страницах даются уничижительные оценки аппаратам «Смерш» и разведке Черноморского флота. О какой объективности «исследования» можно говорить? Нет в книге ни одной ссылки на архивные фонды ФСБ России и её местных управлений. Исключением является цитирование выдержек, иногда довольно пространных, из протоколов допросов предателя Б.Ильинского и белоэмигранта А.Браунера. Да и эти материалы были ранее опубликованы историками-архивистами и журналистами. Автор не удосужился ознакомиться с монографией «Вместе с флотом», где приводятся конкретные факты, касающиеся контрразведывательной работы органов «Смерш» Наркомата Военно-морского флота[749]. Я уже не говорю о сборниках документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», где опубликованы и материалы, имеющие прямое отношение к разведывательно-подрывной работе «Нахрихтен беобахтер» (НБО) на Северном Кавказе, в прибрежных городах Азовского и Чёрного морей[750].
Ряд авторов, писавших об НБО, относят начало деятельности немецкой военно-морской разведки на оккупированной советской территории к началу 1942 г. На основе имеющейся в моём распоряжении информации можно уверенно говорить, что НБО приступила к работе уже в ноябре 1941 г. По крайней мере, среди хранящихся в архиве ФСБ России немецких радиограмм, дешифрованных 5-м управлением НКВД СССР, есть и телеграмма НБО от 22 ноября[751]. В ней речь шла о добытых сведениях относительно безопасных курсов для вражеских боевых кораблей и транспортных судов, в обход поставленных Черноморским флотом минных полей.
Понятно, что в тяжелейших условиях начального первого этапа войны советская контрразведка не имела реальной возможности, да и не была, по большому счёту, способна проводить активные мероприятия по парализации шпионско-подрывных мероприятий спецслужб противника. Не имелось точной информации относительно структуры и мест дислокации их аппаратов, использования ими советских военнопленных, а также эмигрантских белогвардейских организаций для проведения операций в нашем тылу.
Однако положение постепенно исправлялось. Уже в середине июня 1942 г. НКВД Крымской АССР докладывало в Москву следующее: «Активную разведывательную работу проводила морская разведка, состоящая в основном из русских белогвардейцев-эмигрантов, которые вербовали также агентуру для заброски на Кубань, Кавказ, даже перевербовывали нашу агентуру, забрасываемую из Таманского полуострова в Керчь»[752]. Далее перечислялись эмигранты, прибывшие в Крым из Болгарии в составе немецких разведорганов. Эту информацию дала при опросе чекистами жительница Керчи М.Постникова.
В указанной докладной записке приведён факт, важный с точки зрения организации противодействия немецким спецслужбам, в частности военно-морской разведке. Ещё в начале декабря 1941 г. крымские чекисты перебросили с Кубани на Керченский полуостров разведгруппу из пяти человек. Один из них, В.Белозерец, будучи арестован морской разведкой противника, выдал всю группу, и вскоре наши агенты были расстреляны. Белозерца немцы перевербовали и перебросили на Кубань со шпионским заданием. Военными контрразведчиками 51-й армии он был разоблачён и после подробных допросов предан суду военного трибунала и приговорён к высшей мере наказания[753].
Полевой отдел 5-го управления НКВД СССР 10 января 1942 г. перехватил и расшифровал телеграмму начальника морской разведывательной команды Чёрного моря («Марине айнзатцкомандо дес Шварцен Меере») корвет-капитана Роота, использовавшего псевдоним Сирр. В документе говорилось об устройстве немцами подводной станции подслушивания кабельных линий связи Азово-Черноморского бассейна. Более того, конкретно указывалось, что перехватывались даже переговоры командования Приморской армии с Генеральным штабом РККА. В этом деле немцам помогал заведующий кабельной базой Керчи и несколько его подчинённых. В ходе проведения разыскных мероприятий чекисты арестовали 13 человек из этой группы. Двое немецких пособников были приговорены к расстрелу, остальные получили многолетние сроки лишения свободы[754].
В 1942-м — начале 1943 г. военные контрразведчики Крымского (с мая 1942 г. Северо-Кавказского) фронта и Черноморского флота в контакте с чекистами Крыма и Кубани выявили и арестовали несколько десятков агентов немецкой военно-морской разведки. Материалы их допросов, а также данные зафронтовых агентов и информация полевого отдела 5-го управления НКВД СССР позволили достаточно полно вскрыть структуру и направления деятельности НБО. Настало время проведения активных мероприятий, направленных на морскую спецслужбу противника.
Особый отдел Северо-Кавказского фронта взял на себя основную роль в противодействии НБО. 13 апреля 1943 г. было подготовлено постановление о заведении агентурного (в некоторых документах агентурно-следственного. — А.З.) дела под условным названием «Акулы»[755].
Через два дня постановление утвердил начальник ОО CКФ комиссар государственной безопасности Михаил Ильич Белкин. Поскольку непосредственно он и инициировал заведение дела «Акулы», лично контролировал работу по нему и в ряде случаев участвовал в разработке агентурно-оперативных мероприятий, то считаю необходимым кратко рассказать об этом профессионале своего дела. Заинтересованный читатель может более подробно ознакомиться с его биографией в справочнике «Кто руководил органами госбезопасности 1941–1954»[756]. Здесь приведу лишь некоторые факты. В 18 лет М.Белкин пришёл на работу в особые отделы. Прошёл многие ступеньки по служебной лестнице, начиная с уполномоченного особого отдела 16-й армии. В 1930–1933 гг. находился по линии чекистской разведки в Китае и Иране, далее работал в иностранном отделе ОГПУ. В начале Великой Отечественной войны возвратился в военную контрразведку и был назначен начальником особого отдела корпуса на Южный фронт. В середине 1942 г. М.Белкин — уже заместитель начальника 00 НКВД Крымского, а затем Северо-Кавказского фронта. С января 1943 г. он возглавил этот чекистский коллектив, а потом — Управление «Смерш» Приморской армии. За период войны и в первые послевоенные годы был удостоен десяти орденов, в том числе награждён двумя орденами Ленина и шестью Красного Знамени. В 1951 г. он был безосновательно арестован по обвинению в мифическом «сионистском заговоре в МГБ» и провёл под следствием более двух лет. После освобождения из-под стражи до конца своей жизни трудился на автозаводе имени Лихачёва водителем-испытателем.
А теперь вернусь к делу «Акулы». Из текста постановления о заведении дела видно, какой информацией о ИБО обладали чекисты к середине апреля 1943 г. Военные контрразведчики установили, что против войск Северо-Кавказского фронта, кроме прочих аппаратов германских спецслужб, действовал военно-морской разведывательный орган (обозначаемый как воинская часть № 47585), дислоцированный в городе Симферополе на улице Севастопольской, дом 6. В распоряжении этого центра имелось несколько мощных приёмных радиостанций на Крымском полуострове и на Кубани для связи с заброшенной в наш тыл агентурой. Руководил всей работой из Симферополя некий капитан-лейтенант Рыков, а одну из передовых групп возглавлял германский офицер Нойман.
После письменного запроса в Москву на предмет проверки последнего по оперативным учётным данным стало ясно, что контрразведчики имеют дело с Нойманом (Нейманом) Петром Павловичем, родившимся в России и окончившим в дореволюционный период морской кадетский корпус[757]. Он был проявлявшим разведывательную активность помощником германского военно-морского атташе, пребывавшем в столице СССР с 1940 г.
Кто такой Рыков, ещё предстояло установить, однако в отчётных документах агентурного дела «Акулы» этот псевдоним больше не встречается. Скорее всего, это был корвет-капитан (в ВМФ СССР это капитан 2-го ранга. — А.З.) Рикгоф.
Третьим в списке по делу «Акулы» контрразведчики указали белоэмигранта Я.Г.Яренко. На него из Первого (разведывательного) управления НКВД СССР поступили следующие данные: бывший офицер армии генерала П.Врангеля, с 1920 г. в эмиграции, проживал в Болгарии, был связан с РОВС.
От арестованных ранее агентов НБО в Особом отделе НКВД СКФ знали, что шпионские группы во главе с немецкими офицерами работали в Краснодаре, Ростове-на-Дону и Новороссийске и подчинялись главной команде в Симферополе[759]. На указанных городах военные контрразведчики и решили сосредоточить свои усилия.
Странно, но в постановлении о заведении дела «Акулы» не отмечены ещё некоторые важные обстоятельства. Прежде всего я имею в виду факт явки с повинной 23 марта (то есть почти за месяц до начала плановой работы по делу) двух агентов «Марине Абвер айнзатц-командо» (НБО) — Мухаммедова и Яковлева. Они не только сдали свою радиостанцию, изготовленные немцами фиктивные документы и 57 тысяч советских денег, но и сообщили много новых данных об НБО. Именно они точно назвали номер полевой почты НБО в Симферополе, рассказали, что агентуру военно-морская разведка вербует в основном из числа пленённых моряков Черноморского флота, содержащихся в лагере «Тавель» в 18 километрах от Симферополя, что две передовые группы НБО дислоцируются в Керчи и Анапе, что окончательную подготовку радистов ведёт в Анапе Отто Зигфрид, и многое другое. Кстати говоря, именно Мухаммедов и Яковлев сообщили о вышеупомянутых разведчиках Ноймане и Яренко. Последнего контрразведчики знали ещё по материалам агентурного дела «Звери», заведённого на отдельную казачью сотню при штабе немецкой 13-й танковой дивизии, созданную ещё в декабре 1942 г. при его активном участии[760]. Явившиеся с повинной агенты немецкой разведки проинформировали контрразведчиков, что на Кубани и в Крыму действует группа армянских националистов-эмигрантов, которая работает на спецслужбы противника. Кодовое название этой группы — «Дромедар»[761]. Всего Мухаммедов и Яковлев дали сведения на 47 агентов НБО и иных разведорганов, включая две группы, подготовленные к заброске в тыл Красной армии.
С учётом вышеизложенного и в соответствии с указанием находившегося в Краснодаре наркома внутренних дел СССР Л.П.Берии радиостанция Мухаммедова была задействована в передаче противнику дезинформации. Так началась радиоигра «Салават»[762].
Следует отметить, что радиоигра «Салават» имела особое значение для успешных действий Северо-Кавказского фронта. Как известно, с 9 февраля по 24 мая 1943 г. войска СКФ при содействии Черноморского флота провели Краснодарско-Новороссийскую наступательную операцию, которая являлась составной частью битвы за Кавказ. Целью операции был разгром краснодарской группировки противника, чтобы не дать ей уйти в Крым. Флот решал задачу по блокированию Керченского полуострова и прибрежной зоны от Анапы до Феодосии. Противостояла советским войскам 17-я немецкая армия и приданные ей части.
Враг оказывал упорное сопротивление, использовал все возможности для затруднения продвижения частей Красной армии. Его спецслужбы делали всё от них зависящее, чтобы, с одной стороны, добыть информацию о замыслах и планах нашего командования, а с другой — парализовать усилия разведывательных органов штабов СКФ и ЧФ. «Нахрихтен беобахтер» и команда «Дромедар» играли в этом одну из основных ролей, значительно активизировав свою шпионско-подрывную деятельность, принимали участие в борьбе с партизанским движением, создавали националистические вооружённые формирования, занимались антисоветской обработкой населения.
К игре «Салават» подключили передовые посты радиоперехвата отдела «Б» и дешифровальные подразделения полевого отдела 5-го Управления НКГБ СССР. Был организован тщательный контроль радиопереговоров противника, и прежде всего разведорганов. Хотя полученные от Мухаммедова и Яковлева сведения были перепроверены и подтвердились, однако их радиообмен с НБО постоянно находился под контролем.
Первоначально дезинформирование противника проводилось на основе материалов, подготовленных штабом Северо-Кавказского фронта, а затем — Генерального штаба РККА. Первая радиограмма была передана уже 9 апреля 1943 г. Затем сеансы связи состоялись 10, 12 и 18 апреля. По запросу Управления контрразведки «Смерш» СКФ штаб фронта разработал[763] «План дезинформации противника перед СКФ на май 1943 г. в глубоком и ближнем тылу фронта и на переднем крае». Целью плана было убедить немецкое командование в том, что на СКФ прибывают значительные резервы пехоты, артиллерии и танков и сосредотачиваются в глубине Таманского полуострова. Это, считали в штабе фронта, побудит противника оттянуть резервы с Крымского участка.