— Не знаю, почему откровенничаю с вами. — Он выдерживает недолгую паузу, а потом: — Кажется, что все остальные мои подчиненные уступают вам в искренности. 

— Вы ошибаетесь, Игнат Артурович, — смущенно отвечаю. 

Босс наставляет на меня палец и сощуривается. 

— Так и знал, — говорит он с улыбкой, — что вы будете защищать коллег. 

Не могу сдержаться от ответной улыбки. Включив большого начальника, Аскаров кивает на рабочий стол:

— Раз уж вы здесь, — он поднимает толстую папку, отдает мне, — передайте это Лилии Николаевне. Моя секретарша так и не вернулась с обеда, три часа прошло, — негодует Игнат. — Уволю к чертовой матери, обещаю! 

Как это мило, что он повторяется в своих фразочках. Я шутливо поддеваю босса, почувствовав атмосферу между нами, — сейчас можно:

— “Идите-работайте”? 

Он качает головой, усмехнувшись. 

— Элла… — опять пряча руки в карманы. 

— Поняла, — смеюсь тихо, — до свидания. Хороших выходных. 

Наверное, перед тем, как дверь закрылась за моей спиной, я испытала слуховую галлюцинацию. Не мог Аскаров проронить: “О да”, не мог! 

***

В такси еду смятенная, возбужденная и вся растревоженная. Раньше я не меняла своих решений по несколько раз на дню. К середине пятницы, после того, что выдала Марина, я уже не была уверена, что моя авантюра — идея хорошая. И вообще я казалась себе самой настоящей уродиной. Но Игнат волшебным образом немного меня воодушевил. А дома, трансформировавшись в Скарлетт, все сомнения отпали сами собой. Гример ждал уже у подъезда. Талантливая художница нарисовала на моем лице принт гепарда — но так ярко, с проработкой всех деталей, с пятнами грациозной кошки, переходящими на шею. Оливковый оттенок кожи подчеркнула бронзером, сделала акцент на глазах, нарисовав растушеванные стрелки и дымчато-коричневый смоки, придала роскошность взгляду накладными пушистыми ресницами. Я себя в зеркале не узнала, особенно, когда надела линзы. 

Да и зря я, что ли, клеила те татуировки?.. У меня не будет другого шанса. Если решусь потом, Тимур больше не поверит.

Мы редко попадаем в пробки на пути к заветному адресу, но если встряем где-то, я уже паникую молча, что могу опоздать. Из-за накатывающего волнения желудок сжимается в комок. Сердце так и колотится. Звонок Лилии Николаевны совершенно некстати. Я долго борюсь с собственной ответственностью, побеждаю. Первые два раза, пока телефон вибрирует, не отвечаю. Но в третий раз, когда главред беспокоит снова, не могу ничего поделать — снимаю трубку.

— Да, Лиля Ник…

— Элла! — озабоченно выкрикивает; у меня чуть уши не закладывает. — Господи, — она выдыхает, но так же громко и взбудоражено, — хоть ты трубку взяла! Звонила я, представляешь, и Юле Титовой и Вере Гончаровой, но эти стервы вне доступа!.. 

Чтобы главред не четкие распоряжения мне отдавала, а рассказывала, что да как, да еще и на трезвую голову? С чего бы это? 

— А остальные: одна — в Питер улетела, другая — заболела. У Сережки нашего так не вовремя ребенок руку сломал!