— Тебя избили, а ты матери сказать не хочешь, кто это да что случилось! — расстраивается снова Настасья Павловна.

Я уже поняла, что это ее обычный способ манипуляции — обижаться. Но Игнат не ведется на ее хитрости, как ни странно. И вообще его сердит формулировка мамы.

— Меня не избили, я подрался, — кипятится он.

Больше всего меня ошарашивает плавный момент, когда разговор непредсказуемо переключается совсем в другое русло.

— Какая же у тебя красивая девушка, — глядит не наглядится на меня моя новая знакомая. — Элла, я этого партизана еле-еле разговорила. Наконец, признался он, почему такой грустный все время, как ни позвоню ему! Что ж вы не поделили-то тогда?

Мне неуютно, я и глаза-то поднять не могу. Что же, интересно, Игнат рассказал маме?

— Ты не волнуйся, — Настасья Павловна, чувствуя, что сболтнула лишнего, дает заднюю, — ничего такого он не говорил. Просто я, знаешь, спросила, влюбился ли в кого? — улыбается она мне так по-женски, с лукавством во взгляде. — Сказал, да… И имя твое назвал, — снижает голос, меняет тон.

Ну ага, будто Игнат не сидит рядом! И что, правда так ей и сказал? Что влюбился? В меня? Нет, я на него ни за что теперь не посмотрю. Так всё, этот маскарад пора заканчивать.

— Извините, пожалуйста. Но я, честное слово, спешу. И уже ночь на дворе! Спасибо за ваш теплый прием, — чистосердечно благодарю маму Аскарова. Она выходит из-за стола вместе со мной. Даже Игнат не в силах меня остановить, хоть он и пытался. Надоел уже фарс, кругом фарс. — Я правда была очень рада познакомиться с вами, — говорю со всей откровенностью; мы сжимаем ладони друг друга.

Эта женщина кажется мне добродушной, беззлобной. И она не заслуживает, чтобы собственный сын ее обманывал. Я забираю свою сумку с тумбы. Игнат заранее собрал в нее все, что упало — спасибо ему, конечно. Надеюсь, он выйдет меня проводить, нам нужно обсудить с ним кое-что очень важное.

Отлично — Аскаров действительно, как благовоспитанный кавалер, сообщает, что проводит Эллу до машины. Еле держусь, чтобы не добавить ему синяков. Он закуривает прямо в подъезде, как только выходим из лифта. Нервничает, что ли? Это я должна психовать и курить! Никогда не дымила, но не будь я беременной, сегодня бы не отказалась.

— У тебя с головой все в порядке? — атакую его решительно.

Он пожимает плечами, как ни в чем не бывало. Уголки его губ плывут вниз. Ничего словно не понимает.

— За столом я убираю твою руку, ты опять меня хватаешь. Убираю — ты кладешь обратно. Убираю… Что за бредни это все? Иди и расскажи своей маме правду! Никакая я тебе не девушка.

Игнат играет бровями.

— Всю правду?

Ну не ребенок ли он?!

— Ты понял, о чем я? Что это за чушь про влюбленность? — буквально зверею.

В этот раз Аскаров не издевается и не подшучивает. Ничего. Даже рожи никакие не корчит. Я смотрю на него во все глаза в надежде хоть на какую-то реакцию, которая подтвердит, что это неправда. Но Игнат молчит. В то же время взгляд его серых глаз, как будто пытается прокрасться в самую глубину моей души. Я моргаю быстро-быстро и отвожу глаза. Невозможно смотреть. Я не могу его понять, он не серьезный. Он мальчишка!  

— Я поехала домой, — поворачиваюсь к двери подъезда, однако Игнат решает по-другому.