— Довольно! Молчите, Тирсис! — приказала девушка, с весьма немилостивым выражением лица. — Это было нехорошо. Фи, страсть — это нечто очень некрасивое.

— Это верно, — подтвердил Тюрлюпэн, — от возбуждения делаются прыщи.

— Это для меня новость, — заметил господин де Гюнольде.

— Я прочитал об этом в книге, которая называется «Печатью мудрости», доверчиво сообщил Тюрлюпэн. — В ней указываются очень полезные вещи. Между прочим, в ней говорится, что из телячьих ножек получается самая лучшая помада.

— Из телячьих ножек! Это надо бы рассказать Его Величеству королю, сказал господин де Гюнольде, — он часами занимается приготовлением всевозможных помад.

Тюрлюпэн поднес рюмку к губам, но так был озадачен этими словами, что не осушил ее.

— Приготовлением помад? — воскликнул он. — Король собственноручно растирает помады? А его мошенники-слуги стоят при этом сложа руки?

— Наш великий король Людовик мастер на все руки, — объяснил ему молодой дворянин. — Он изготовляет веревки, сети и седла, варит варенье, а весною растит зеленый горошек. Он также отлично бреет. Всем своим дворовым офицерам он сбрил бороды.

— Бреет… Нет, это невозможно! — воскликнул Тюрлюпэн в ошеломлении и выпучил глаза на господина де Гюнольде. — Я никогда не видел над воротами Лувра парикмахерской вывески.

— Его Величество находит в этом удовольствие. Тюрлюпэн поставил рюмку на стол.

— Этого я не понимаю, — сказал он, покачивая головою. — Я нахожу, что это весьма раздражающее занятие. И к тому же это чрезвычайно несправедливо. Как же цирюльникам достигнуть благосостояния, если люди будут ходить бриться к королю? И это ему доставляет удовольствие? Ну, знаете ли, я прямо слов не нахожу…

— Тирсис! — воскликнула мадемуазель де Лаван. — Вы сидите, предаваясь благородной меланхолии. Я позволяю вам выразить свои чувства в красивых стихах.

— Никогда бы не поверил, — бормотал Тюрлюпэн, который все еще не мог прийти в себя.

— Ваше слово для меня закон, Клеониса, — сказал господин де Сент-Эньян.

Он опустился на табурет у ног молодой девушки, мечтательно поднял глаза на обшитый деревом потолок и запел очень приятным голосом, аккомпанируя на лютне стихам собственного сочинения:

— А парики он тоже делает? — спросил Тюрлюпэн.

— Скоблит людям подбородки! Король! Я ошеломлен! — говорил Тюрлюпэн.

— Довольно! — крикнула мадемуазель де Лаван. — Ваши стихи, Тирсис, весьма посредственны сегодня. Видела я уже влюбленных, сочинявших лучшие стихи.

Грустные, минорные аккорды исторг из своего инструмента господин де Сент-Эньян и пропел в заключение:

Потом он встал и произнес, подняв страдальческие глаза к потолку, вздохнув и поклонившись: