«Мать уходит. Что делать?»

«Она сказала, что все равно будет с нами. Даже если умрет. Будет нам помогать».

«Она уйдет на темную сторону. Как те, кто спит под холмом. Она не сможет говорить с нами».

«Сможет. Мы будем кормить ее кровью, и она отзовется. Мертвых надо кормить кровью, чтоб они говорили».

Он с трудом продрал глаза. Померещилось или нет, что в дверном проеме мелькнула тень. Он взглянул на жену – она лежала все так же с закрытыми глазами, но улыбалась, словно видела во сне что-то хорошее.

Лана шла по знакомой тропинке вдоль берега Сетуни. Наконец-то ей удалось ускользнуть. Ее не пускали, но теперь все будет хорошо. Она найдет Максима, приведет его обратно. Отобьет его у ночных хищников. Сколько же их развелось? Они блестят глазами из-под кустов, скалят зубы из нор. Но здешние силы будут хранить ее. Она покрепче сжала свой талисман – древний наконечник копья. Навстречу ей выступила чья-то фигура – наверное, хранитель этого места, догадалась она. Но никак не могла разглядеть его лица. Голос зазвучал у нее в голове – низкий, хрипловатый. Он произносил вроде бы незнакомые слова, но ей казалось, она понимала смысл. Да вот только то, что он говорил, было ужасно. Он велел ей успокоиться и больше сына не искать. Они возьмут его к себе. И ее возьмут, надо только успокоиться, перестать бороться. Все будет хорошо. Уже не будет ни больно, ни страшно, и не надо будет ни о чем волноваться. Он давно ее ждет. Он говорил что-то еще, но Ланка не понимала, слушать мешала боль в груди. Она опустилась на землю возле текущей реки. Здесь была небольшая заводь, и ей показалось, что она видит свое отражение. И она ужаснулась тому, насколько сдала за эти годы, своему беззубому рту, морщинистому лицу, седым волосам. И тихо заплакала. Слезы текли по щекам, и она чувствовала, как разглаживаются морщины. Когда она в следующий раз глянула в темную воду, увидела лицо девушки. Подняла глаза на своего загадочного собеседника – то был он, тот, кто велел ей ждать его здесь двадцать с лишним лет тому назад. И она встала, легкая, как перышко, и дала ему руку. Но что-то еще мешало, тянуло назад. Она сосредоточилась – и увидела Михаила. Надо было попрощаться с ним – ведь он столько лет мучился с ней, преданно возился, а она была ему только обузой.

Она открыла глаза в темноте, ощупала свою кровать, и на секунду ей показалось, что вот это и была единственная реальность, а тот, другой – только сон. А она всю жизнь ждала его, и испортила жизнь единственному человеку, который ее любил и спасал. Но думать об этом было слишком тяжело. И она стала думать о другом – о том, что еще нужно сделать до того, как она уйдет к мертвым, к своему настоящему мужу и к сыну. В ее воображении Максим и Матвей то и дело менялись местами.

Когда Михаил вошел к ней, он увидел ее блестящий, лихорадочный взгляд, устремленный на него. Заметил, как она осунулась, и сердце его сжалось.

– Миша, я опять хочу тебя попросить, – проговорила она спокойно, как раньше. – Когда я умру, отведи Иринку в метро. К людям.

– Да что ты такое несешь, – напустился он на нее. – Ты поправишься, все будет хорошо.

Но он сам видел, как заострился у нее нос, как она бледна, как исхудала, как странно блестят ее глаза.

– Хорошо уже не будет, Миша, – тихо произнесла она. – Спасибо тебе за все – ведь ты всю жизнь положил на меня, если б не ты, я бы не выдержала этого всего. Может, тебе без меня было бы лучше.

Михаил решительно покачал головой.

– Если б я потерял еще и тебя, я бы тоже, наверное, жить не захотел. И не говори глупостей. Я не дам тебе умереть.

Она улыбнулась ему, как маленькому.

– Представляешь, я тут слышала, как Рустам сказал Ирке, что сделает ее своей второй женой. Мол, главная жена у него – Наташа, потому что она сильная, ловкая, и у нее шесть пальцев на руке. А Ирка будет второй. Нет, конечно, ты спроси девочку – как она хочет жить. Может, она хочет остаться здесь, с Рустамом, со всеми. Он – славный мальчик, думаю, он ее не обидит. Но если она хочет другой жизни – отведи ее в метро, Миша. Я много думала и поняла – не надо было нам уходить. Жаль, что поздно поняла. Все наши беды – от этого. Надо было все-таки оставаться с людьми. Здесь – особенное место. Те, кто спят под холмом, помогали нам, я это чувствовала. Я слишком поздно поняла, Миша, что взамен они забирают наших детей. Со временем они заберут всех, кто останется здесь, – не спорь, я это знаю. Насчет Рустама пусть решает его мать, но у меня уже забрали сына, я не хочу, чтобы ушла еще и дочь. Я виновата перед Иринкой, слишком много сил отдавала Максиму. На нее уже не оставалось. Сейчас даже не знаю, о чем, как поговорить с ней – она замыкается и смотрит на меня этими своими глазищами. Твоя дочь, Миша – такая же упрямая. Да, знаешь, я иногда вспоминаю его… как-то он там, жив ли? – Михаил понял, что она говорит про Матвея. – Может, когда вы доберетесь туда… если доберетесь… вы его найдете? Передайте ему тогда, что я думала о нем… всегда думала. Может, это хорошо, это правильно – что мы оставили его там.

– Ты мне больше нравилась, когда ругалась со всеми, – озадаченно сказал Михаил. – Мне казалось, что ты – не такая, как все.

– Да на самом деле такая же, просто я поздно это поняла.

– Для меня ты всегда будешь особенной, – сказал он.

– Недолго нам вместе осталось. Но я рада, что ты не жалеешь. Спасибо тебе за все, Миша. А Иринку все-таки отведи. Теперь ступай, я устала очень, может, посплю.