– Ни о чем не беспокойся, все устроится само, – произнес он. – Мне надо будет ненадолго уехать. Когда я вернусь, мы еще поговорим.

И он уехал и не отвечал на звонки, а она вся извелась, не зная, как справляться с этим в одиночку и как она будет объясняться с матерью. Даже пыталась решить проблему раз и навсегда, покончив с собой, но ее успели спасти. А потом вой сирены разделил мир на до и после, и объяснять уже стало некому. Она лишь тосковала, что в роковой момент возле нее оказался не тот, единственный, а сводный брат Миша. Нелепый, надежный, влюбленный в нее.

Она с нетерпением ждала появления ребенка. Ей казалось, он будет прекрасен. Но родился обычный сморщенный, красный младенец, да еще и с хвостом. И в голову ее стала закрадываться мысль, что ее обманули. Но ведь конец света все-таки наступил, и она спаслась, и родила сына. Но только ей никогда не попасть обратно на берег Сетуни, чтобы найти там его отца. И она страдала молча, а Миша ничего не понимал. И тем не менее он тоже стал орудием судьбы. Нашлись же люди, готовые взять у них малыша, и она, помня наставления любимого, не возражала. Конечно, расставаться с ребенком было больно. Она сама затруднялась бы определить свои чувства – тут была и обида на судьбу, и злость, и жалость к малышу и к себе, и, что греха таить, облегчение. Не самым уютным был этот мир для того, чтобы заводить детей. А теперь Миша отведет ее домой. Она даже не задумывалась, где они найдут там убежище, просто верила, что все устроится само. Те силы, с которыми она поддерживает связь, помогут. Она рассеянно потрогала амулет на шнурке. Миша, наверное, считает, что мысль вернуться принадлежит ему – как бы не так. Но пусть заблуждается и дальше. Ей же надо просто не противиться судьбе, а об остальном позаботится сводный брат.

Несмотря на то что он проинструктировал ее перед выходом, на поверхности Ланка растерялась. Он стоял, держа ее за руку и давая возможность привыкнуть к картине, которая ей открылась. Ночь, темнота, и только луна, то и дело выходя из-за туч, едва освещает пустынную площадь Киевского вокзала. Навсегда застыли автобусы, темны окна окрестных домов, и лишь ветер шумит в ветвях деревьев поодаль. Они двинулись к набережной, и Ланка все старалась взять его за руку, вздрагивая от каждого шороха.

И вдруг на том берегу мелькнул слабый свет. Пропал и снова мигнул.

– Смотри! Видишь. – Ланка дернула его за руку. – Там кто-то есть. Кто-то живой.

– Скорее всего, это такие же, как и мы, разведчики, – остудил ее Михаил. – Там Смоленская недалеко, оттуда небось и вышли в поисках добычи. И знаешь, я бы не стал искать встречи с ними. Неизвестно, чего ждать от чужих. Вдруг польстятся на нашу снарягу – теперь ведь все просто. Кто сможет, кто сильнее, тот и забирает все у других.

Какое-то время Ланка молчала. Они подошли к реке, на воде покачивалось несколько прогулочных катеров, переживших зиму. Михаилу даже показалось, что он заметил на палубе распростертое тело. Ланка, наверное, тоже что-то увидела.

– Я не думала, что их так много, – проговорила она.

Михаил ободряюще потрепал ее по руке.

Скоро она стала жаловаться на усталость, но Михаил тормошил ее. Подбадривал:

– Ну, еще немного, а там попробуем машину найти. Тут нам не проехать. Видишь, как тесно.

А про себя думал – только бы не собаки. Но тех видно не было – наверное, в другом месте нашли себе пристанище.

С машиной на этот раз не получилось – он попробовал завести одну, другую, но, видно, аккумуляторы сдохли, не удалось. Михаил вдруг обнаружил на обочине тележку из супермаркета, пнул ее – та покатилась. Михаил взял на руки Ланку, с трудом запихнул в тележку, сунув под нее свой рюкзак, и повез ее вперед. Не сказать, что это было легко, но потихоньку они продвигались. Михаил еще подумал, что надо будет по пути заглянуть в какой-нибудь продуктовый, чтоб не с пустыми руками в гости являться. Если еще есть, к кому являться.

Из кустов, у самой земли сверкали чьи-то желтые глаза. «Кис-кис», – машинально позвал Михаил, но животное кинулось в сторону. Он вспомнил про Мальчика – интересно, пережил ли пес зиму?

После моста, когда дорога пошла в гору, Ланку пришлось ссадить. Но тележку Михаил так и катил с собой. В магазине на углу, разбив витрину, набрал консервов, сколько мог, не разбирая, и каких-то пакетов с крупами. Погрузил все в тележку, и они двинулись дальше. Небо уже начинало сереть, но они были почти у цели, только тележку все труднее становилось тащить, хотя путь и шел под уклон. Асфальтированная дорожка была завалена ветками, кое-где лежали кучки тряпья, из которых торчали кости. Михаил заметил, что Ланка пристально разглядывает каждую такую кучку. Неужели боялась найти знакомого, неужели думала, что сможет кого-нибудь опознать? Вдруг Ланка вскрикнула, и Михаил увидел крупного отощавшего пса, скалившего зубы.

– Мальчик, – крикнул он. Схватил первую попавшуюся банку с открывающейся крышкой и вывалил содержимое на землю перед собакой. Пес слизнул все одним махом, завилял хвостом. Михаил с грустью смотрел на язвы, покрывавшие шкуру зверя, на проплешины на боках. Но хаски, казалось, вовсе не утратил боевого духа.

– Ничего. Я тебя подлечу, скоро лето. Теперь будет полегче, – говорил ему Михаил, а зверь глядел на него, раскрыв пасть и вывесив наружу язык, словно все понимая, и хвост его так и ходил ходуном.

В дверь бункера Михаил постучал, как условились. В ответ – тишина. Он вновь принялся стучать. А сам уже прикидывал, куда им пока деваться, чтобы день переждать и попробовать найти запасной вход – должен же быть запасной вход? Неужели они там и впрямь все поумирали? Но тут замок щелкнул. На пороге стоял исхудавший, бледный человек, в котором Михаил с трудом узнал Гарика.

Зиму обитатели бункера все-таки пережили – правда, не все. Умерли двое добытчиков – те самые, которые столкнулись с Михаилом у входа в его прошлый приход сюда. При взгляде на Антона становилось ясно, что он тоже уже не жилец. Дядя Гена как-то обрюзг, но присутствия духа не терял, хоть и жаловался на больные суставы. Принесенным продуктам обрадовались необычайно – запасы уже подходили к концу, приходилось ограничивать людей в еде.