«Хорошо, передам», — обещал тот.
Оба скрылись в крепости.
Матушка снова села на край рва.
Мы просидели там весь вечер, всю ночь, все утро следующего дня.
Меж тем о недуге короля толковали повсюду; еще накануне вокруг нас собралась целая толпа, не расходилась она до темноты и снова появилась с самого утра; людей стало еще больше, все были встревожены и удручены.
Носились всякие слухи, но всего сильнее поразил мою мать, очевидно, самый правдоподобный рассказ о том, что король, играя в мяч, разгорячился и попросил холодной воды; какой-то неизвестный человек подал ему стакан и тотчас же исчез.
Судя по описанию, это и был цыган, что накануне промчался на коне мимо матери, на скаку сообщив ей ужасную весть, заставившую ее поспешить сюда; теперь мать больше не сомневалась: короля отравили.
Больше никаких новостей не было. Лекарь не появлялся; он не оставлял короля, а люди, выходившие из дворца, ничего толком не знали о состоянии больного, и нельзя было полагаться на их слова.
Все ждали вестей с волнением, а матушка — с мучительной тревогой.
Часов в одиннадцать ворота отворились и глашатай сообщил, что король чувствует себя лучше и сейчас появится, чтобы успокоить народ.
И вскоре действительно король выехал верхом на лошади, в сопровождении лекаря и двух-трех офицеров из свиты.
Я не раз видела своего отца-короля, но прежде была несмышленым ребенком, а теперь уже вступила в тот возраст, когда могла запомнить его.
Да, я хорошо его помню: он был прекрасен! Правда, был он очень бледен, глаза были воспалены от бессонницы, он тяжело дышал, ноздри судорожно подергивались, бледные губы были крепко сжаты и словно прилипли к зубам.
Конь его шел шагом, и всадник был так слаб, что держался за луку седла, иначе он, пожалуй, упал бы.
Он все оглядывался, словно искал кого-то глазами.
Матушка поняла, что он ищет ее, вскочила, взяла меня на руки.
Лекарь, заметив нас, тронул короля за плечо, и тот посмотрел в нашу сторону.
Зрение его настолько ослабло, что сам он нас не разглядел бы.
Он остановил коня и сделал моей матери знак подойти; увидев женщину с трехлетним ребенком на руках, несколько человек из его свиты отошли в сторону.
В толпе догадались: произошло что-то важное, к тому же матушку знали, и люди расступились.