Книги

Рыбацкие страсти и Встречи

22
18
20
22
24
26
28
30

Постепенно корабль удалялся, и было заметно, как пловец все больше и больше отстает от него. Иван уже не махал «саженками», а как-то скромно плыл «по-собачьи». Чувствовалось, что он сильно устал, но поворачивать назад ему казалось обидным и даже зазорным.

Разрядка наступила скоро: с проходившей мимо моторной лодки ему предложили помощь. Иван с трудом ввалился в лодку и был доставлен на берег. Одноклассники и присутствующие, среди которых находился тогда и я, осуждали Ивана за его безрассудный поступок. А ему, ошалевшему от холодной воды, было уже безразлично, что о нем думают и говорят другие. В своей задумке он, наверное, хотел сделать как лучше, но вышло как всегда.

Мне довелось узнать, какой выбор сделала Наташа. Как я и догадывался, после окончания вуза она вышла замуж. Ее надеждой и опорой в жизни стал одноклассник Петр.

Школьные впечатления

В День знаний за чашкой чая я спросил Петровича, помнит ли он свои школьные годы. Мой вопрос оживил собеседника. Он охотно и кратко выпалил: «Еще как!». После чего начал удивлять меня своей крепкой памятью.

– В первый класс я пошел в 1949 году в маленькой захолустной деревушке. Из всей деревни в том году набралось всего десять первоклассников. Учительницей давно работала Александра Петровна – женщина зрелого пенсионного возраста.

На первом же уроке кто-то из наших сорванцов крепко досадил ей чем-то. Учительница вышла из себя и сильно раскричалась. В руках она держала молоточек, которым старательно прибивала к бревнам школы плакатик: «Ученье – свет, а неученье – тьма». Она неожиданно со всей силой ударила молоточком по учительскому столу и в тот же момент из ее рта вывалилась на стол вставная челюсть. Кто-то из нашей братвы засмеялся, кто-то притих, как будто умер, а я засунул несколько пальцев в свой рот и стал ощупывать зубы и десны, впервые убеждаясь в их подлинности.

Постепенно мы стали привыкать к своей старушке-учительнице, как вдруг зимой, в разгар ночи, школа заполыхала ярким пламенем. Это была пятистенная изба с двумя входами. В одной ее половине ютилась школа, а в другой жила сторожиха, истопник и уборщица в одном лице – Анюта. Она, видимо, перестаралась, перекалив печь, и пятистенник сгорел дотла вместе с классным журналом и нашими тетрадками.

На пожаре присутствовала вся разбуженная деревня – от мала до велика. Все дружно бросали в полыхающий огонь комья снега и плескали водой из бочки, подвозимой на санях лошадкой.

Я топтался возле раскаленных и дымящихся бревен и тревожно спрашивал всех: «Будут завтра учить?». Основания для такого вопроса у меня были: проиграв весь вечер в подкидного дурачка, я не успел выучить какое-то стихотворение из Родной речи. Учился я хорошо, и мне стыдно было получить двойку.

Нет, конечно, на следующий день нас не учили. Не учили нас еще две недели. Совершенно пустых изб в нашей деревне не было. Говорили одно время, что нас разместят в овчарне, выпроводив оттуда в дневное время на мороз ягняток. Потом ходили слухи, что школа поочередно будет находиться в каждой избе сельчан, которые на время ее работы пойдут в гости к соседям. Наконец, нашли более или менее приемлемое в тех условиях жизни решение. Из соседних деревень привезли несколько парт и разместили их в избе доживающей свой век на печи одинокой бабушки Елены. Классную доску в окошке смастерили деревенские плотники и «школа» заработала вновь: мы учились, а в это время шевелилась, стонала и что-то бормотала себе под нос на печи бабушка Елена. Иногда в самый интересный момент урока она начинала проситься в туалет. Урок останавливался. Учительница боялась, что, спускаясь с печи, Елена рассыпится на части и просила нас подсобить старухе. Мы охотно, как клещи, вцеплялись в обветшавшее, но довольно тяжелое тело печного обитателя и помогали ей тихонько сползти с печи. А после ее проветривания на морозе, мы снова поднимали старуху на печь.

Урок тем временем и в шутку, и всерьез заканчивался. Удержаться от смеха на любом уроке не было никакой возможности. Ну, как не рассмеяться, когда во время диктанта Александра Петровна предложила написать предложение: «Зимой Елена ходит в школу», а сосед по парте тихонько толкнет тебя в бок и шепотом скажет: «А зачем ей ходить в школу, если она в ней живет?». После чего парта в резонанс затрясется вместе с нами, пыхтящими от раздирающего нас смеха.

Ближе к весне бабушку Елену увез с собой ее сын, проживающий в недалеком городке. Мы и радовались и печалились одновременно: помех в учебе будет меньше, но кто теперь нас будет смешить в школе?

Деревня жила чрезвычайно бедно. Денег практически ни у кого не было, да и купить в магазине было совсем нечего. А купить в детстве что-то – всегда очень хотелось. Только в реальных условиях крайней бедности и заброшенности деревни могла зародиться в голове моего соседа на уроке грамматики фраза: «В магазин привезли оттепель…». Так он ответил на вопрос учительницы, придумать предложение со словом, в котором подряд стоят две буквы «т».

Другой мой одноклассник «ловко» вышел из положения, когда учительница попросила подобрать проверочное слово к слову «волосатый». Нужно было гласную «о» поставить под ударение. Он и поставил, произнеся вслух слово «шерстнОй».

На этом месте я остановил Петровича и попросил вспомнить что-нибудь, только не очень грустное, что было уже в средних классах школы.

– В седьмом классе школы, которая находилась в пяти километрах от нашего села, к нам пришел очень строгий учитель математики и физики Александр Андреевич. Его крупная, я бы сказал, величавая фигура выделялась в учительской среде. Он пользовался среди учителей и учеников большим авторитетом. Дисциплину и порядок на занятиях любил и соблюдал. Когда он объяснял новый материал, в классе по его требованию устанавливалась такая тишина, в которой было слышно, как летит одинокая муха. Он не любил даже, когда шумели в соседнем классе за стенкой.

Однажды в самом начале учебного года соседи по классу, где обучал физике Александр Андреевич, оказался молодой литератор. Ученики к нему только начинали привыкать и вели себя на уроках довольно шумно. Возможно, это происходило еще и потому, что он был небольшого роста, и школьники принимали его за равного себе.

Раздраженный соседним шумом, наш физик на минуту покинул свой класс, вошел в класс соседа, окинул его своими «всевидящими» глазами, подошел к самому крикливому, взял его крепко за руку и увел к себе в класс. Там он поставил его в угол, а сам продолжил прерванный урок. В соседнем классе воцарилась такая тишина, как будто там не было ни души. Все мы поразились столь действенному эффекту, разыгравшемуся на наших глазах. Прошло 15 минут, и в наш класс тихонько постучались. Учитель, отойдя от доски, открыл дверь. Перед ним стоял растерянный шестиклассник, видимо, староста класса. Он обратился к нашему педагогу со словами: «Александр Андреевич, верните, пожалуйста, нашего учителя…». Произошла редкостная немая сцена, не хуже и не бледнее той, что нарисовал Гоголь в «Ревизоре».

Не скрывая смеха, я попросил собеседника остановиться на этом месте и придвинул к нему стаканчик горячего пахучего цейлонского чая.