Не только Марина, но и вся деревня считала, что оба парня уж больно хороши. И надо сказать, что на этой основе парни-соперники нередко сходятся на кулаках, «деля» невесту и одновременно конфузя себя и в ее глазах, и в глазах жителей деревни. В человеческом сообществе не все однозначно, как это имеет место в остальной природе: какой самец победил – тот и жених! Надо отдать должное нашим парням: внешне оба вели себя степенно, хотя в душе каждый из них, наверное, тяжело страдал.
На селе бездельничать в наше время было некогда – всем находилась работа по завязку. Еще до службы в армии Степан и Василий стали механизаторами. Техники в нашем маленьком колхозе было немного. Достаточно сказать, что в 1957 году при слиянии нашего колхоза с более солидным соседним совхозом мы передали этому хозяйству четыре трактора: две марки ХТЗ, самых примитивных, один «Белорусь», один – ДТ-54, два комбайна. Один из них – «Коммунар» изначально не имел своего хода, другой – самоходный, малосильный, из первых выпусков. Еще передали автомобиль марки ГАЗ-51 – грузовик бортовой…
По возвращении из армии Степану достался трактор «Белорусь», а Василий продолжил водить свой трактор ХТЗ. В уборочную страду эти тракторы использовались прежде всего как тягловая сила для перемещения по полю громоздкого и тяжелого (сплошь из железа!) «Коммунара». Один трактор потянуть его не мог! А жали тогда либо прямым комбайнированием, либо раздельным способом.
«В трудовой буче, славной и кипучей» и разрешился окончательный выбор нашей нерешительной невесты. Мы в ту пору, работая на лошадях, перевозили на ток зерно от комбайнов. Страда была в полном разгаре. Комбайны временами ломались в работе. В один такой день комбайны и мы, возчики зерна, стояли без работы довольно долго. В этих условиях бригадир разумно распорядился отцепить тракторы от «Коммунара» и послал их сгребать солому в огромные кучи. При этом использовалась новинка того времени – тросовая волокуша. Работа эта проста до очевидности, однако все равно требует от трактористов определенного навыка и, главное, слаженности между собой. А именно, к двум тракторам цеплялись концы тросов волокуши. В такой связке тракторы заезжали с двух сторон к ряду из копен соломы и, двигаясь параллельно, тросовой волокушей сгребали весь ряд копен и волокли эту объемную массу соломы на пустырь, приграничный с полем. Там позднее мужики формировали омет из этой бесформенной массы, чтобы солома не сгнила. Солому тогда не жгли и не запахивали, предварительно измельчая, как часто делают теперь. Тогда вся солома шла на корм скоту в зимних условиях. Скота было много. Все запасы сена и соломы зимой уходили ему на корм подчистую.
Так вот, Степан и Василий принялись за дело с молодецким азартом. Ряды копен соломы, оставленных на поле комбайном, были длинными, и в волокушу набирался столь большой объем соломы, что трактористы порой не видели друг друга, а, маневрируя, подавали сигналы громкими криками. Эти командные крики не всегда можно было расслышать из-за рева и грохота моторов и правильно истолковать. Можно было не понять намерения напарника в выборе скорости движения тракторов. Эти помехи, естественные в работе, и привели скоро к обстоятельству, которого никто не ожидал. Маневрируя среди копен соломы и реального рельефа поля, трактористы не поняли друг друга и стали двигаться с разными скоростями. В этой обстановке трактор ХТЗ сильно потянул волокушу на свою сторону. Боковое усилие троса стало передаваться на трактор Степана. Его «Белорусь» начал на скорости клониться и повалился на бок. У первых выпусков трактора «Белорусь» кабины не было, и это облегчило падение Степана. Он вывалился из сидения на землю, припудренную соломой (Бог подстелил!). От трагического исхода тракториста спасло то, что Василий, почуяв неладное, быстро затормозил.
Все это произошло на наших глазах. Мы вместе с комбайнерами побежали на место происшествия. Степан прихрамывал на правую ногу. Оба были бледными в результате шока. Василий, чувствовавший в случившемся свою вину, стоял перед соперником, готовый ко всему. В нашей деревне слово «извини» вроде бы и не говорили. Но свою вину, если она была, по-своему выражали и подтверждали. При нас Василий просил товарища по работе поверить, что произошло все нечаянно, что умысла никакого не было. Он сказал, что готов понести любое наказание. Не знаю, как другие, а я в тот момент сочувствовал тому и другому и верил, что Василий говорил правду и искренне признавал свою вину по неосторожности. Я верю в это и теперь.
Пока Степан разминал ногу, комбайнеры и Василий, аккуратно маневрируя трактором ХТЗ, поставили «Белорусь» на все четыре колеса. Трактор уцелел и завелся с первой же попытки. К счастью, Степан отделался лишь ушибом. Механизаторы не стали выносить сор из избы: дальше нашей деревни слух не пошел. По-человечески, думается, в той ситуации это было достойно. В противном случае трактористов могли довольно сурово наказать за нарушение техники безопасности.
В деревне же случившееся рядили по-всякому, порой и вкривь, и вкось. Кто-то все же усматривал, что Василий намеренно хотел вывести Степана из той нешуточной любовной игры, которая столь долго и упорно между ними тянулась. А чаще всего шутками над «Чубчиком»: как это он на слабеньком тракторе сумел свалить на бочок более сильный «Белорусь»?
Это происшествие, видимо, и стало последней частицей, которая склонила равновесие весов Марины в сторону Степана. Они поженились и живут в согласии до сих пор. У них уже внуки – женихи и невесты. А Василий нашел славную красавицу в соседнем селе и сыграл чудную свадьбу. Семья у них крепкая и дружная.
Минувшим летом я навестил своих земляков и с большим удовольствием и радостью узнал, что семьи Степана и Василия связывают не только воспоминания о былом. Они – породнились: дочь Степана, Наташа, вышла замуж за сына Василия, Андрея. И живую они, как и родители, на радость самим себе и людям. Дай-то Бог им дальнейших светлых дней в согласии и счастье!
Реабилитация вороны
С легкого пера Ивана Крылова за вороной в народе утвердилось мнение как о разине – размазне, которая не смогла в укромном месте съесть, смакуя, кусочек костромского сыра. А ведь сам Бог послал его ей. Она не могла придумать ничего более нелепого, как взобраться на ель и позировать такой находкой всем известной шельме – лисе. А эта пройдоха откровенным враньем, лаской и лестью добилась своего: лакомый кусок падает в лапы плутовки. Ворона же остается ни с чем.
С этого произведения баснописца имя вороны в народе стало нарицательным. Я бы даже сказал порицательным. Проворонил – так стали говорить о человеке-простачке, который не смог должным образом распорядиться тем, что у него имеется.
Я не собираюсь критиковать Ивана Крылова: его басни действительно умны, поучительны и хороши во всех смыслах. Однако за ворону заступлюсь. Не знаю, как у других, но у меня есть веские основания считать ее очень толковой птицей, умеющей довольно быстро разбираться в различных ситуациях. Ворона наблюдательна и любопытна. Она скоро умеет приспосабливаться к любой обстановке. Я приведу только два примеры из моей практики рыболова.
Там, где бывают рыбаки, всегда остаются какие-то остатки пищи, насадки на рыболовные крючки. Часто это кусочки хлеба. Летом в жару хлебные корки засыхают и схватываются, как бетон, очень крепко. Мне не раз приходилось наблюдать, как поступает ворона, найдя подобную корку. Она не станет бесполезно долбить ее своим довольно мощным клювом. Ворона берет корку в клюв и вприпрыжку бежит с ним к воде. Там она плюхает сухарь на мелководье, приглядывая за тем, чтобы его далеко не унесло теченьем и чтобы не утащили вездесущие чайки. Она размачивает этот сухарь вполне сознательно, как это делают за чаепитием шамкающие беззубым ртом старики и старухи. Доведя хлеб до нужной кондиции, ворона принимается за трапезу. Завершив обед, она, на мое удивленье, отлетает недалеко к роднику испить чистой ключевой водицы.
В свое время зимой я частенько ставил жерлицы на щук в районе затонувшего понтонного моста. Для этого насаживал живых плотвичек, доставая их из припасенной заранее двухлитровой банки. Ворона с дерева постоянно наблюдала за мной. Эти птицы издавна живут в наших краях и зимой, и летом. Живут не навязчиво вблизи человека. Они, как в песне о пионерах «не бояться ни жары, ни холода». Однако в суровые зимы часто испытывают голод. В тот день я прогуливался по берегу в поисках сушняка для костра. Возвратившись, я заметил, что моя банка повалена на снег, вода из нее практически вылилась, а плотвичек и вовсе нигде не было – ни живых, ни мертвых. Их изловила ворона, подлетевшая к банке с дерева и оставившая на снегу следы – крестики.
В последующие дни я стал прятать банку в рюкзак. Но ворона все равно нашла путь к трапезе. Она внимательно наблюдала за мной со стороны при установке жерлиц, как я насаживаю живцов на тройники и опускаю их на леске как приманку щукам. В заботах о костре я опять вольно разгуливал по берегу. Приближаясь с хворостом к своим жерлицам, я застал ворону в позе заправского рыбака: она, зацепив клювом леску, вытаскивала ее из воды, прижимая одной ногой к снегу.
Я, остолбенев, замер. Ворона вытаскивала из лунки живца на тройнике. Она не набросилась, как щука, на него, а прижав его ногами, клювом успешно и без всяких для себя потерь завершила всю операцию.
Когда я ее вспугнул, застав за таким ремеслом, она, довольная, взлетела, а в ее клюве трепыхался малек.
Теперь читатель волен рассудить сам, может ли такая птица – умница что-нибудь сама «проворонить». Думаю, что нет. И совсем не зря живут вороны на свете по три сотни и более лет. Глупыши за это время не выживут.