Иногда на почве слежки или опасности сексуальной провокации со стороны агентов КГБ иностранцы доходят до того, что у них попросту развивается помешательство. Дипломаты любили повторять старые истории о советских femmes fatales[4], что заставляло многих мужчин-иностранцев становиться сверхбдительными. Как-то в жалком ресторане при маленькой сибирской гостинице мне пришлось ужинать за одним столиком (единственное свободное место, которое я нашел) с тремя местными жительницами, которых только что покинули их русские кавалеры. Все три были навеселе, и им показалось забавным сидеть за одним столиком с американцем. Они были очень развязны. Во время разговора сидящая ближе ко мне пышноволосая молодая брюнетка хватала меня за руки, гладила мое колено и настаивала на том, чтобы я отправился с ними на какое-то ночное развлечение. Я начинал подумывать, не ловушка ли это. Вдруг кто-то хлопнул меня по плечу. Обернувшись, я увидел нависшего надо мной рослого армейского офицера. Он предложил мне выйти в коридор. «Так вот как это происходит!» — подумал я и, решив, что этот ресторан, полный свидетелей, наиболее безопасное для меня место, отказался выйти. Офицер настаивал, я продолжал отказываться. Девицы попытались от него отделаться — он не уходил. Присмотревшись к нему внимательнее, я увидел, что он тоже пьян, хотя и не так сильно, как женщины. Стремясь прекратить поднявшийся вокруг меня шум, я, в конце концов, согласился выйти с ним в вестибюль. Когда мы остались наедине, он повернулся ко мне, пожал руку и стал долго извиняться, как будто был виноват в моем невезении: я нарвался на местных проституток, и он настаивал, чтобы я ушел от этого столика. Он хотел только мне помочь. Мне оставалось лишь посмеяться над собственными страхами: этот человек менее всего походил на агента, желающего меня спровоцировать. Я не верю, что слежка за корреспондентами ведется постоянно и систематически. Со мной этого не было. Простейший метод слежки состоял в том, что, пока мы находились в Москве, мы почти все время были окружены советскими переводчиками, гидами и шоферами, а в поездки по стране вместе с нами отправлялись представители Министерства иностранных дел, Интуриста или Агентства печати «Новости».
Но даже и эта система изоляции иностранцев от русских, как показал мой опыт, отличается бюрократической неразберихой и неэффективностью, характерными и для других сторон советской действительности, и мы подолгу бывали предоставлены самим себе. Порой самые изощренные меры предосторожности, столь тщательно разработанные чиновниками советской службы безопасности, приводили к неприятным для них обратным результатам.
Майкл Перкс, корреспондент газеты «Балтимор сан», рассказывал мне о своей поездке в Уфу (город, расположенный в 1400 км восточнее Москвы), куда он отправился, чтобы написать о передвижной американской выставке и посмотреть, что собой представляет жизнь советской провинции. Ему было выдано разрешение всего на одни сутки, но когда он собрался возвращаться в Москву, в субботу вечером, в самолете Аэрофлота не оказалось ни одного свободного места. Это вызвало великий переполох, поскольку, несмотря на перегруженность рейсов Аэрофлота, нарушить требования безопасности и разрешить журналисту остаться в Уфе до следующего рейса, т. е. до понедельника, было просто недопустимо. Работники отдела безопасности аэропорта решили снять с рейса девять пассажиров, чтобы освободить место для одного Перкса. Почему девять? Из соображений безопасности. Перксу предложили занять центральное кресло в ряду, где было три места. Справа и слева от него кресла остались незанятыми, так же, как все места в рядах спереди и сзади. Несколько минут просидел он так в великолепном уединении, пока не удалились представители службы безопасности. Тут лишившиеся мест неудачники подняли невообразимый шум. Появилась одна из стюардесс и, забыв о проблемах безопасности, спросила, почему Перкс сидит совершенно один. Перкс ответил, что он этого не знает, а стюардесса, думавшая прежде всего о том, как бы ей утихомирить шумящую раздраженную толпу в проходе без промедления заполнила все свободные места. По одну сторону от Перкса села жена армейского полковника, по другую — жена инженера-нефтяника; обе разговаривали с ним всю дорогу до самой Москвы. Жена инженера жаловалась на то, что в уфимских магазинах мало товаров, а жена полковника поделилась своим счастьем: ее муж перешел, наконец, из десантных войск в бронетанковые, и это замечательно, потому что десантники вечно ломают себе руки и ноги и попадают в катастрофы. Обе женщины слышали об американской выставке, но не смогли туда попасть и просили Перкса рассказать им об американских машинах и товарах широкого потребления.
И со мной случалось такое — происходили именно те встречи, которым КГБ стремилось помешать.
Часть первая
НАРОД
I. ПРИВИЛЕГИРОВАННЫЙ КЛАСС
«…всякому ленинцу известно, если он только настоящий ленинец, что уравниловка в области потребностей и личного быта есть реакционная мелкобуржуазная нелепость…»
В любой будний день отправьтесь, подобно мне, в послеобеденные часы на улицу Грановского, неподалеку от Кремля. Вы неизбежно увидите там два ряда черных блестящих «Волг» с тихо, вхолостую урчащими двигателями, а в них — шоферов, внимательно смотрящих в зеркало заднего вида. Несмотря на знаки «Стоянка запрещена», они поставили машины на тротуары, нисколько не беспокоясь о милиции, уверенные в безнаказанности. Внимание их приковано к входу в дом номер два по улице Грановского. На этом доме тускло-бежевого цвета, с закрашенными окнами укреплена мемориальная доска, гласящая о том, что в этом здании 19 апреля 1919 г. Владимир Ильич Ленин выступал перед командирами Красной Армии, отправляющимися на фронты гражданской войны. Возле двери — еще одна дощечка, согласно которой этот дом — не что иное, как «Бюро пропусков». Но не для всех, как сказали мне, а только для членов Центрального Комитета коммунистической партии и их семей. Иностранец, не искушенный во вкусах партийных деятелей, предпочитающих черные «Волги» всем другим машинам, и не знающий, что буквы «МОС» и «МОК» на номерах машин отличают только машины ЦК, не заметит здесь ничего особенного. Время от времени из «Бюро пропусков» выходят мужчины и женщины с объемистыми пакетами и свертками из стыдливо-простой коричневой бумаги, удобно усаживаются на задние сиденья ожидающих «Волг» и едут домой. А рядом — закрытый от глаз прохожих, охраняемый двор, где вызываемые через громкоговоритель шоферы принимают распоряжения по телефону о том, что следует доставить. У ворот — седовласый вахтер, отгоняющий чересчур любопытных прохожих, как это произошло и со мной, когда я остановился, чтобы полюбоваться на развалины церкви в глубине двора. Сюда люди, принадлежащие к советской элите, приезжают за покупками. Это — закрытый распределитель, на котором, разумеется, нет никакой вывески, чтобы не привлекать внимания прохожих, и куда не попасть без специального пропуска.
Для «сливок» советского общества — хозяев или, как непочтительно назвал их один журналист, «нашей коммунистической знати» — создана целая сеть таких магазинов. Эти магазины избавляют советскую аристократию от вечного дефицита, бесконечных очередей, грубого обслуживания и других каждодневных забот и неприятностей, преследующих рядовых советских граждан. Здесь помазанник партии может достать такие изысканные русские деликатесы, как икра, семга, лучшие осетровые консервы, водка экспортных марок, грузинские и молдавские вина особых урожаев, лучшие сорта мяса, свежие овощи и фрукты, которые почти невозможно достать в других магазинах. Одна русская женщина как-то рассказала мне старую шутку: маленькая девочка спросила мать, какая в России разница между богатыми и бедными; та ответила: «Богатые едят помидоры круглый год, а мы — только летом».
Некоторые из этих закрытых магазинов обеспечивают советскую верхушку заграничными товарами, которых простой народ и в глаза не видит, причем по сниженным ценам и без налогов. Здесь — французский коньяк и шотландское виски, американские сигареты и импортный шоколад, итальянские галстуки и австрийские сапоги на меху, английские шерстяные ткани и французские духи, немецкие коротковолновые радиоприемники, японские магнитофоны, стереофонические проигрыватели. Есть даже предприятия, снабжающие особо важных персон горячими обедами, приготовленными кремлевскими шеф-поварами. Продукты здесь настолько превосходят по качеству те, которые продаются в обычных государственных магазинах, что одна москвичка с большими связями рассказала мне, что она и ее друзья — постоянные покупатели диетического продовольственного магазина в районе старого Арбата, потому что туда передаются остатки из «Бюро пропусков» на улице Грановского.
Советская система привилегий имеет свои правила: блага распределяются в строгом соответствии с табелью о рангах. На самом верху — главные руководители Политбюро коммунистической партии, члены всесильного Центрального Комитета партии, члены Совета Министров и небольшая исполнительная группа Верховного Совета СССР — члены Президиума. Эти бесплатно[5] получают так называемый кремлевский паек — месячным запас продуктов, достаточный для обеспечения роскошного питания их семей (для сравнения стоит отметить, что рядовая городская семья из четырех человек тратит на питание 180–200 рублей в месяц, т. е. добрую половину своих доходов). Самым ответственным руководителям продукты доставляют на дом, либо, как полагают, они пользуются распределителями, расположенными непосредственно в Кремле и здании ЦК. Заместители министров и члены Президиума Верховного Совета имеют специальный магазин, находящийся в неуклюжем громадном сером многоквартирном здании Дома Правительства, рядом с кинотеатром «Ударник» на Берсеневской набережной. Старым большевикам-пенсионерам, вступившим в партию до 1930 г., кремлевские пайки выдаются в трехэтажном здании в Комсомольском переулке. Величина и качество пайков тем ниже, чем ниже положение, занимаемое получателями.
Другие специальные магазины (с пониженными ценами) снабжают продовольствием советских маршалов и адмиралов, крупных ученых, космонавтов, героев социалистического труда, писателей, актеров и артистов балета, удостоенных Ленинской премии, главных редакторов газет «Правда», «Известия» и других важных изданий, а также московскую городскую элиту. В аппарате Центрального Комитета ответственные работники и служащие подразделяются на три категории. Один человек, часто бывавший на приеме у работников Центрального Комитета, говорил мне, что покупки они делают в трех магазинах различных категорий и едят в специальных буфетах, расположенных в здании Центрального Комитета и снабжаемых в строгом соответствии с рангом едоков.
Чиновники среднего уровня в партийном аппарате, ведущих министерствах, генеральном штабе вооруженных сил и КГБ имеют свои магазины «среднего уровня», где меньше роскошных товаров и где цены выше, чем для большого начальства. Во многих правительственных учреждениях руководящим работникам предоставляется то, что называют «особым распределением», т. е. пропуска в специальные магазины на территории самих учреждений. Каждый ответственный работник, как рассказал мне один чиновник, имеет право истратить в таком магазине определенную сумму, указанную на особой карточке и установленную в соответствии с занимаемым ее владельцем положением. Сумма эта хранится в тайне от подчиненных. В ГУМе — главном универсальном магазине Москвы — на третьем этаже, в сторонке, находится так называемая секция 100; это — отдел готовой одежды, со специальным снабжением, предназначенный для части элиты. В цокольном этаже Военторга на проспекте Калинина расположен секретный торговый отдел для высших офицеров.
По всей Москве разбросаны швейные ателье, парикмахерские, прачечные, химчистки, мастерские по изготовлению рам для картин и другие магазины розничной торговли — всего около сотни, включая продовольственные магазины, — тайно обслуживающие избранных клиентов. Об этом рассказал мне человек, имевший доступ в эту сеть. «Я не могла поверить своим глазам… Мне хотелось купить все», — поделилась со мной журналистка средних лет, которую всесильный приятель провел как-то в такой магазин. «Они живут уже при коммунизме», — добавил ее муж. Для другого привилегированного слоя советского общества имеется восемь валютных магазинов «Березка», где русские, имеющие «сертификатные рубли», могут покупать импортные и дефицитные товары по сравнительно дешевым ценам. «Сертификатные рубли» — это особая валюта, подлежащая обмену на советские деньги и выдаваемая обычно людям, которым случается работать или бывать за границей, — дипломатам, журналистам. поэтам, пользующимся доверием властей, и т. п. Однако, по-видимому, ответственные работники с хорошими связями, тоже получают часть своей зарплаты в сертификатных рублях; за каждый такой рубль на черном рынке платят по восемь обычных рублей. Почти все люди, регулярно имеющие дело с иностранцами, — гиды Интуриста, переводчики правительственных учреждений, журналисты, сопровождающие иностранцев, преподаватели языка, обучающие дипломатов, — получают некоторую сумму в сертификатных рублях на покупку импортного кашне, яркой рубашки или галстука, пары туфель на платформе, чтобы хоть немного оживить скучную советскую одежду. Кроме того, ответственные работники, которым приходится время от времени принимать важных иностранцев, получают для таких приемов специальное снабжение из ресторана; а их женам, как я слышал, в особых случаях предоставляют в пользование меха. Один американский дипломат заметил даже, как обычно следивший за ним агент органов безопасности покупал что-то в магазине «Березка».
Многих русских существование этих магазинов, которые практически представляют собой сектор, где советские деньги не принимают, приводит в бешенство. «Это так унизительно, так оскорбительно, что в нашей стране имеются магазины, в которых наши собственные деньги недействительны», — волновался какой-то служащий. Но там не принимают не только советские деньги; людей, не имеющих разрешения покупать в этих магазинах, не пропускают стоящие у дверей вахтеры, и это — больной вопрос для некоторых из моих русских друзей из интеллектуалов, потому что они видят в этом бесстыдное надругательство над провозглашенными идеалами социалистического равенства. Магазин на улице Грановского — лишь маленькая, выступающая над поверхностью вершина огромного айсберга привилегий, которые в основном нельзя купить за деньги[6].
Эти привилегии недоступны рядовым советским гражданам, так как являются дивидендами, распределяемыми в соответствии с политическим рангом или с личными заслугами перед государством. На Западе водопроводчик, мясник или владелец какой-нибудь лавки, желающий пустить по ветру свои деньги, может купить себе большой «Кадиллак», съесть изысканный обед, провести время в роскошном или уединенном отеле или воспользоваться услугами того же хирурга, что и губернатор штата. Не так обстоит дело при советской системе. Она предоставляет самое лучшее исключительно тем, кого югославский коммунист Милован Джилас называет: «Новый класс… т. е. те, кто имеет особые привилегии и экономические преимущества в силу удерживаемой ими административной монополии».
Этот привилегированный класс представляет собой значительную часть советского общества, составляющую много более миллиона человек, а если считать их родственников, то и несколько миллионов[7]. Его точные размеры относятся к числу труднее всего поддающихся выяснению фактов в жизни советского общества, поскольку русские не признают самого существования такого класса. Официально имеется лишь два класса — рабочие и крестьяне, между которыми существует «прослойка» — служащие и интеллигенция. К действительно привилегированному классу относится лишь верхний слой интеллигенции. Костяк этого класса составляет верхушка коммунистической партии и правительства, политическая бюрократия, управляющая страной, те, кто направляет экономику страны, а также наиболее влиятельные должностные лица в научном мире и заправилы партийной прессы и пропагандистской сети.
Нервный центр системы называется на советском жаргоне