— Она была вашей подругой!

— Она предала меня. Предала Роуз, ее память! Она и этот сукин сын…

Глаза — зеркало души. Это не красивые слова, это правда. Посмотрите в глаза Воронов, и увидите в серых глазах старого Духа, уже много веков наблюдающего за миром через тела своих детей. Посмотрите в глаза сумасшедшего, и увидите… бездну.

Эйзенхарт спросил себя, как не понял этого раньше. Да, внешне леди Милфорд казалась нормальным человеком, но глаза… Они ее выдавали. Та страсть, которой обернулась ненависть к Грею, сожгла ее душу. Все, что осталось — это пустая оболочка, движимая одной только мыслью.

И при этом для взгляда постороннего поведение леди Милфорд выглядело адекватным. Ее речь была разумна, пусть и несколько зациклена на Грее, но это Эйзенхарт мог понять после произошедшего. Чего он не смог вовремя понять, так это того, что иногда безумие — это просто смещение приоритетов.

Но от этого оно не становится менее страшным.

— Если все это было ради нее, почему вы пошли таким путем? Почему вы не убили самого Грея, раз он был виновен?

— Я хотела, чтобы он страдал. Так, как я, когда потеряла Роуз. И еще больше, когда его приговорят к смерти, — она перевела взгляд на Эйзенхарта. — Почему? Почему вы его не арестовали?

Эйзенхарт сильно сомневался, что смерти любовниц причинили Грею такие уж страдания. Некоторое неудобство — да, но не более.

— Потому что он невиновен. Ваш план был хорош: вы заранее проследили за мистером Греем и выбрали время, когда у него не будет алиби, но при этом перехитрили сами себя с этими цветами. Зачем вы их присылали?

Почему выбор пал именно на цветы, Эйзенхарт не стал спрашивать. Имена сестер подсказали ему это [10].

— Вы должны были обратить внимание.

— Это вам удалось. Только вы не учли, что имеете дело с мужчинами. Грей не мог отправить цветы точно так же, как я не мог их понять.

Леди Милфорд лишь пожала плечами.

— Теперь уже все равно. Вот, — достала она из сумочки исписанные летящим почерком листы. — Мое признание.

Эйзенхарт принял его и бережно положил себе в карман.

— Я более-менее представляю, что в нем написано. Однако сейчас, пока вы живы, мне бы хотелось услышать правду, — не получив от собеседницы реакции, он продолжил. — Если разговор отнимает у вас слишком много сил, я сам все расскажу, вы лишь будете меня поправлять.

Медленно, леди Милфорд кивнула, соглашаясь.

— Я начну с Дженни Браун, горничной вашей сестры. Вы убили ее в порыве гнева, получив от нее письмо, в котором она во всем сознавалась. Я сначала долго недоумевал, почему предсмертная записка была сложена, и только потом понял: ее сложили, чтобы положить в конверт. Это было не предсмертное письмо, а письмо с извинениями, адресованное конкретному человеку — вам. Получив его и поняв причину, по которой погибла ваша сестра — последней каплей для нее стало, когда она обнаружила своего жениха со своей собственной служанкой, верно? — вы отправились к ней. Не уверен, знали ли вы уже по пути к трущобам, где она снимала комнату после увольнения, что убьете ее. Возможно, это было решение, принятое под влиянием момента. Я даже склонен это предполагать, иначе у вас бы вряд ли хватило задушить ее. Вы скрыли следы преступления, обставив все как суицид. Ваш сообщник, благодаря которому вы смогли провернуть остальные убийства, он появился уже тогда? — женщина снова кивнула. — Он помог вам повесить тело и отвез вас домой. Интересно, что именно на следующий день после смерти мисс Браун вы уехали из города. Отправились в длительное путешествие по континенту. Довольно внезапно, но никто, знавший вас, не удивился. Смерть вашей сестры стала для вас большим ударом, поэтому желание сменить окружение на время было легко понять. Но на самом деле отправиться в путешествие вас заставила не скорбь, а страх.

— Я долгое время не понимала, почему за мной никто не явился, — согласилась леди Милфорд, — Я не думала, что кто-то поверит в наш обман.