В течение одного года <«Нива» давала сорок книг разных авторов, чаще всего двух русских и двух иностранных, ко всему этому — еще двенадцать журналов со стихами и прозой. В них, в этих журналах печатались А. Блок, С. Городецкий, П. Боборыкин, И. Потапенко, брат Чехова — Михаил.
Нужно было к концу года накопить не менее пятнадцати рублей, чтобы чувствовать себя именинником, гуляя но городу и останавливаясь подле рекламных плакатов журналов.
Отказывая себе во всем, я достигал того, что к середине декабря любого года (имею в виду мое отрочество и юность) в кармане своем имел не менее двадцати рублей. «Нива», «Природа и люди» и что-нибудь еще были обеспечены. А когда, читая как-то ежемесячные приложения к «Ниве», я наткнулся на такие стихи, что собственные мои показались не только мне отличными весьма и весьма, но даже достойными напечатания, — отважился явиться к редактору журнала «Нива». Впрочем, по этому поводу повествование следует особое.
Я составил такой (смешно вспомнить об этом!) план: вручаю редактору стихи и заявляю, что я, помимо всего прочего еще и подписчик «Нивы», и нс первый год, а... ежели захотите проверить, — пожалуйста, вот и квитанции! Посему стихи мои, которые нисколько не хуже тех, которые напечатаны в таких-то и таких-то номерах, — должны быть напечатаны, а гонорара мне не надо, возьмите себе.
Редакция «Нивы» помещалась там же, где и контора: во втором этаже дома № 22 но улице Гоголя. Я пришел в субботу в десять утра, меня попросили обождать до двенадцати, и спустя час с четвертью редактор (помню его фамилию — Железнов) принял меня, привстав при моем появлении и широким жестом указывал на кресло подле своего письменного (чрезвычайно большого) стола.
— Ничего, я постою, вот, возьмите, — я положил па стол переписанную «от руки» тетрадь со стихами. Затем — уже вовсе не по плану — я показал мои квитанции за истекшие шесть лет и уселся на краешек кресла. Редактор (он, наверное, слышал биение моего сердца, потому что очень сердобольно смотрел на меня — больше и чаще, чем в тетрадь со стихами) кашлянул и сказал:
— Я тоже когда-то писал стихи, милый юноша. Да, писал... И носил их в журналы, как и вы... Да, носил...
Он был очень смущен, это мне в нем понравилось и в то же время вызвало тревогу: ежели этот господин смущается, значит, он не ахти что может, — наверное, не от него зависит судьба начинающего автора...
Минут пять редактор читал мои стихи (дело прошлое, сегодня следует сказать откровенно и честно: стихи можно было печатать, и если бы редактор был кем-нибудь заранее оповещен обо мне и т. п. — стихи наверное пошли бы в набор), затем сказал, что он даст их еще кому-нибудь прочесть, а пока...
— Вы уже подписались на журнал или еще не подписались?
Я соврал — для чего, и сегодня понять по могу, — что на это у меня нет денег. Тогда редактор нажал кнопку звонка на своем столе и небрежно кинул вошедшему человеку:
— Вот этого юношу подпишите на наш журнал на весь будущий год. Что? Из того фонда, который из невыплаченных сумм по гонорару...
Я ушел из редакции с подписной квитанцией.
В кармане моем уже лежала такая квитанция: я подписался на «Ниву» неделю назад.
Две квитанции. Два комплекта журнала.
Одну квитанцию я разыграл, сделав пятьдесят билетов по гривеннику, заработал на этом пять рублей. Подписка с доставкой стоила шесть с полтиной. Школьному товарищу моему, выигравшему «Ниву» за один гривенник, оказал я очень большое удовольствие.
И долго, очень долго ожидал я ответа относительно моих стихов. Однажды позвонил в редакцию по телефону, но — нужного человека на месте не оказалось. Так и махнул я рукой на стихи мои.
Кстати сказать, эти же стихи впоследствии очень хвалили мастера поэтического слова.
Книжные богатства Василия Ивановича Козлова
«Серенькой мышке и в горохе, как в дремучем лесу», — говорила моя бабушка. Произнося эту сентенцию, она почти всегда, сняв очки, подолгу смотрела на меня. Будучи серой мышкой, я и думать не думал, что я действительно персонаж этой сентенции, но и много лет спустя все чаще и чаще оказывался я в горохе (еще хорошо, ежели в то время, когда ом цвел!), воображая, что вокруг меня глухомань и «там чудеса, там леший бродит...»