Адонианцы постоянно уходили, чтобы переодеться и привести в порядок свою прическу или поменять парик и привести в порядок свою одежду. На корме устроили роскошный банкет; в носовом отсеке шел концерт по заявкам зрителей. Стюарды разливали шампанское в хрустальные бокалы. На борту челнока имелся бассейн с подогретой водой, массажная комната и сауна, а также несколько комнат для отдыха. Наблюдая, как парочки (иногда по трое или четверо) входят в комнату отдыха, а затем выходят оттуда, раскрасневшиеся и умиротворенные, Дарлин догадалась, что адонианцы не проводят свободное время за игрой в шахматы.
— Люди страшно скучают во время челночных рейсов, — объяснил Рауль, когда вернулся. Он переоделся в лиловый джамп-костюм с золотыми эполетами на плечах, в тон золотистым ботфортам, и мягкий розовый кафтан с рукавами-буфами, украшенный вышивкой и сверкающими блестками.
— Скучают? — воскликнула Дарлин. — Но полет продолжается лишь два часа! Почему бы им просто… не почитать книжку?
Рауль смеялся так сильно, что ему пришлось еще раз выйти в уборную и заново подкрасить веки и ресницы. Вернувшись, он окинул Дарлин пристальным взглядом, в котором читались жалость и сострадание.
— А теперь позволь мне попробовать привести в порядок твою прическу, — сказал он.
Пока Рауль возился над ней, сокрушенно вздыхая и цокая языком, Дарлин рассматривала других пассажиров, пытаясь выяснить, есть ли среди них шпионы. Ей пришлось признать, что это непосильная задача. Постоянные приходы и уходы, переодевания и изменения внешности происходил и так часто, что она, наверное, не узнала бы и собственную мать.
Была ли роскошная блондинка, сидевшая через проход от нее, той же самой рыжеволосой красавицей, занимавшей это место пятнадцать минут назад? Дарлин не могла утверждать с уверенностью. Она смутно подозревала, что эта женщина — вообще не женщина. Ей начало казаться, что Крис был прав. Она совершила ошибку, отправившись в путешествие на Адонию.
Но Малыш был с ними. Проснувшись, телепат доложил Раулю, что никто поблизости даже не думает о Дарлин.
— Неудивительно, с такой-то прической, — пробормотал Рауль. Лотофаг печально посмотрел на Дарлин. В его голосе звучали трагические нотки хирурга, который просит медсестру отключить аппарат искусственного дыхания после неудачной операции. — Я сделал все возможное, но не уверен, что этого будет достаточно.
Посадка продолжалась целую вечность. Челнок опускался медленно и очень осторожно.
— Иначе пассажиры могут расплескать вино, — пояснил Рауль.
Когда двери наконец открылись, адонианцы начали грациозно подниматься, прощаться со своими новыми знакомыми и подтягиваться к выходу, распространяя волны розовых, мускусных и фиалковых ароматов. Немногочисленные инопланетные пассажиры, видевшие себя со стороны точно такими же, как Дарлин, — неряшливыми, безвкусными, подавленными, закомплексованными и конечно же безобразными — оставались на своих местах, горько сожалея о своем решении посетить Адонию.
Однако Рауль не стал мешкать и настоял на том, чтобы Дарлин пошла с ним. Выходя из челнока в обществе прекрасного, блестящего адонианца, она поняла, почему Малыш решил закутаться в плащ. Она с завистью поглядывала на его шляпу с широкими полями.
Плотно сжав губы, остро ощущая недоброжелательные взгляды, направленные на нее со всех сторон, Дарлин Мохини перебросила компьютерный футляр через плечо, взяла потрепанную дорожную сумку и приготовилась к дальнейшим унижениям на таможне.
Сейчас она, пожалуй, предпочла бы получить пулю в лоб.
ГЛАВА 8
Так вкрался в Божью паству первый вор…
Посадка челнока на Пандоре сопровождалась значительно большей тряской, чем на Адонии. Шампанского в полете не подавали; в воздухе витали ароматы дезинфицирующего средства, краски и машинного масла. Разумеется, никаких бассейнов на борту не было — даже туалет казался едва ли не роскошью. Сиденьями служили обыкновенные скамьи с вытертой и потрескавшейся виниловой обивкой. Тем не менее пассажиры не жаловались на неудобства. Все они были солдатами, всем приходилось бывать в гораздо худших местах, и кроме того, на борту находится полковник, сообщивший своему адъютанту, что «эта посадка мягкая, как детская задница, по сравнению с десантными операциями, которые я проводил, когда служил в силах специального назначения».
Услышав это, другие пассажиры — двое лейтенантов и двое рядовых — не осмеливались жаловаться. Они потирали ушибленные копчики и страдали молча.
На самом деле Джамилю тоже очень хотелось почесать копчик, но он знал, как должен вести себя настоящий полковник. За годы службы в армии он видел много такого, о чем предпочел бы забыть.