— Да, этот человек умеет смотреть глубоко. Он понимает, что возможности империи не безграничны. Он знает, чего стоит расширение империи ее народу, римлянам и неримлянам. Он… — Нис осекся, сообразив, что сказал больше, чем следовало. — Короче говоря, он подходит к этим вопросам не поверхностно, а вникая в самую суть. Вот что я хотел сказать.

— О да, продумывает он все прекрасно! — воскликнул, не удержавшись, Макрон. — И наносит удар в спину, если ты оказываешься на его пути. Ублюдок!

— Командир! — вмешался Катон, желая разрядить возникшую напряженность. — Что бы мы там ни думали о трибуне, сейчас это не имеет значения, ибо мы говорим не о том.

Он мгновенно сообразил, что, раз уж Нис дружен с Вителлием, ему и Макрону лучше бы попридержать языки, ибо любое их неосторожное слово, переданное хирургом трибуну, может выйти им боком. История с казной Цезаря еще не забылась, и то, что Вителлию удалось выйти сухим из воды, лишь подтверждало, насколько он хитер и опасен.

Макрон взял себя в руки, но теперь сидел молча, дожевывая корочку и хмуро озирая бесконечные ряды палаток да огоньки костров.

Нис тоже помолчал, а потом встал и отряхнул крошки с туники:

— Я загляну к тебе, Катон.

— Да. И спасибо за рыбу.

Карфагенянин кивнул, повернулся и быстро ушел.

— На твоем месте, — тихонько сказал Макрон, — я бы держался от него подальше. Этот малый связался с дурной компанией. Доверять ему не стоит.

Катон перевел взгляд с центуриона на быстро удалявшуюся тень и вздохнул. Ему не нравилось отношение Макрона к хирургу, как не нравилось и то, что центурион в этом споре фактически принудил его к защите своей точки зрения, хотя правота ее отнюдь не была безусловной. Но, с другой стороны, Нис тоже не во всем прав. Он ошибается во многом, и особенно — в оценке Вителлия.