Книги

Римский орел. Орел-завоеватель

22
18
20
22
24
26
28
30

Этот незамысловатый комплимент вовсе не польстил Веспасиану, и он лишь кивнул, даже не попытавшись изобразить из себя что-то вроде: я сам безмерно горд, что отхватил в жены столь признанную красавицу. Его отношения с Флавией строились на чем-то гораздо более глубоком и сложном, чем простое физическое влечение, так что внешняя привлекательность той, при всей ее несомненности, не имела решающего значения. Однако все эти соображения были слишком интимны, чтобы с кем-либо ими делиться.

К тому же радость, охватившая было его при мысли о скорой встрече с женой, тут же уступила место волнению. С чего бы это она вдруг оказалась в числе приближенных Клавдия? Император обычно держал при себе либо записных льстецов, умевших его развлекать, либо людей, находившихся на подозрении, которых он не решался оставлять без присмотра.

И если Флавию отнесли ко второй категории, ей может грозить нешуточная опасность. Во время путешествия она будет находиться под постоянным тайным приглядом, и малейший намек на заговорщические или изменнические действия приведет к тому, что она попадет в зловещие когти дознавателей вольноотпущенника Нарцисса.

— Это все, командир?

— Да, все. Постарайся, чтобы твои люди с максимальной пользой провели время в ожидании прибытия императора.

Глава 29

По завершении строительства укреплений Девятый и Четырнадцатый легионы были переправлены через Тамесис и расположились на отведенных им участках. Вспомогательные части и Двадцатый легион остались на месте, охранять тягловых и вьючных животных, распределенных по пастбищам на обширнейшей территории. Цепочка укрепленных фортов протянулась от реки Тамесис до самого порта Рутупий, откуда к заречному лагерю беспрерывно тянулись обозы. Назад подводы возвращались пустыми или же доставляли к морю увечных отставников, которым ввиду досрочного отчисления из легионов в дальнейшем приходилось рассчитывать лишь на государственный хлебный паек. Впрочем, большую часть припасов теперь везли вдоль побережья к устью Тамесиса, а оттуда транспортными судами флота вторжения переправляли вверх по течению.

На территории римского лагеря были оборудованы огромные склады, где накапливалось поступавшее с материка оружие, снаряжение и съестные припасы. Интенданты вели строгий учет прибывающему добру, и все, что поступало в лагерь, тут же заносилось в списки и распределялось по секторам хранения. Столь серьезный подход к вопросам снабжения гарантировал, что выступившая в очередной поход армия будет обеспечена вооружением, обмундированием и провиантом по меньшей мере не хуже, чем в начале кампании.

Ожидание императора и его свиты обернулось для легионеров дополнительным отдыхом, хотя, разумеется, рутинных обязанностей у них хватало. Укрепления следовало поддерживать в должном состоянии, вырытые отхожие места — периодически чистить, а накапливающийся мусор — вывозить за обнесенные валом лагерные пределы. Фуражные отряды неустанно рыскали по окрестностям, выискивая и прибирая к рукам по каким-то причинам не уничтоженные варварами припасы, а также полуодичавших домашних животных и скот, отбившийся от угоняемых стад. Кроме того, существовала и повседневная мелочовка, тоже требовавшая рабочих рук. На первых порах фуражные рейды дозволялось совершать с охраной не менее чем в когорту, но поскольку конная разведка изо дня в день доносила, что никаких значительных вражеских сил в округе не наблюдается, то в светлое время солдатам стали разрешать покидать лагерь и небольшими группами.

Катон был официально освобожден от всех служебных обязанностей до полного заживления ожогов, однако стоило юноше немного прийти в себя, как безделье начало тяготить его, ему захотелось хоть чем-нибудь заняться. Макрон воспринял это с недоумением, потому как любому опытному солдату обыкновенно было присуще неистребимое стремление всячески уклоняться от тягомотины служебного плана, а уж освобождение по ранению и вообще следовало использовать на всю катушку. Поэтому, когда юный Катон заявился в палатку центуриона с просьбой дать ему какое-нибудь задание, Макрон первым делом спросил, что у него на уме.

— Ничего особенного, командир. Я просто хочу быть полезным.

— Понятно, — ответил Макрон, задумчиво почесав подбородок. — Полезным, говоришь?

— Так точно, командир.

— А с чего это тебе приспичило?

— Мне скучно, командир.

— Скучно? — переспросил Макрон с искренним ужасом.

Самому ему никогда бы и в голову не пришло добровольно отказаться от санкционированного начальством отдыха. Потом он призадумался. Пожалуй, будь на месте Катона нормальный оптион, то его стремление вернуться к административным обязанностям можно было бы объяснить надеждами поживиться, ловя рыбку в мутной воде. Период между недоукомплектованностью подразделения и пополнением его до штатной численности, а также связанная с этим неизбежная временная неразбериха, как правило, открывали возможность для махинаций со списками личного состава, пайками и тому подобным. Однако Макрон знал, что Катон вел все счета и записи со скрупулезным, прямо-таки удручающим тщанием. Иногда Макрону казалось, что это связано с неопытностью паренька и его недопониманием особенностей армейского хозяйствования, порой же он начинал подозревать, что молодой оптион в силу своей образованности использует какие-то особенные и столь хитрые схемы обогащения за счет армии, что простому солдату их нечего и надеяться раскусить. Иначе с чего бы он вдруг наплевал на заслуженный отдых и явился просить работы!

— Ну, дай мне подумать, — сказал Макрон. — Ага, вот… надо разобраться со счетами погибших. Как, возьмешься?

— Прекрасно, командир. Прямо сейчас и начну.

Под взглядом смущенного центуриона Катон откинул крышку сундука с канцелярщиной, бережно извлек денежные счета и завещания всех легионеров, внесенных в особый список, где числились «выбывшие со службы в связи со смертью». Перед тем как официально утвердить завещания, надлежало сверить расходы и накопления каждого легионера, выяснить, нет ли за ним долгов и каких-либо имущественных отягощений. Суммы и ценности, оставшиеся после погашения всех обязательств, распределялись в соответствии с завещанием. В случае отсутствия такового наследство по закону должно было перейти ближайшему родственнику покойного по мужской линии, на практике же почти всегда находились свидетели (уважаемые центурионы!) показывавшие, что имело место устное распоряжение покойного зачислить его средства на похоронный счет подразделения. В конце концов эти дополнительные средства действительно шли на установку надгробных плит. Большие потери привели к росту спроса на памятники, что, естественно, повлекло за собой рост цен, так что если каменотесы и камнерезы и испытывали скорбь в связи с гибелью столь большого числа соотечественников, возросшие барыши позволяли им как-то с этим мириться.