Глава 30

— Хорошо, — промолвил Макрон, жуя кусок рыбы. — Просто замечательно!

Он широко улыбнулся сидевшему рядом с ним карфагенянину. Они благодушествовали возле палатки центуриона. Костер уже прогорел, но еще тлел посреди серого пепла, давая тепло и вовлекая в гибельный танец мотыльков и мошкару. Если у Катона поначалу и имелись сомнения насчет того, сумеет ли Нис приготовить форель, то теперь они рассеялись, и он с удовольствием выуживал кусок за куском из принесенной великаном корзинки.

Поход на рыбалку принес новые впечатления, и Катон получил от него гораздо большее удовольствие, чем то, на что он рассчитывал. Это было и странно, и славно — сидеть, отдаваясь нескончаемым гимнам природы, и любоваться игрой солнечных бликов на привольной глади реки. Успокаивающий шорох листьев на легком ветру, умиротворяющее журчание воды — все это в совокупности действовало удивительно благотворно, способствуя смягчению не отпускавшего его все последнее время нервного напряжения. Сейчас же, когда Нис выказал себя не только умелым рыболовом, но и превосходным поваром, Катон восхищался им еще больше.

— Эта рыба приготовлена по африканскому рецепту, — пояснил лекарь. — Меня научил готовить ее наш повар, еще в детстве. Рецепт хорош тем, что рыба годится почти любая, секрет тут в подборе специй и трав.

— Как тебе удается таскать их с собой? — поинтересовался Макрон. — Где ты их вообще держишь?

— Среди целебных снадобий, где же еще. Причем мне даже не приходится нарушать уставные порядки: большинство трав и пряностей, пригодных к столу, обладают заодно теми или иными лекарственными свойствами.

— Как удобно.

— Еще бы.

Катон глянул на уминавшего рыбу карфагенянина и задумался о том, как этот человек, с его столь высоким, но мало что значащим для римской армии происхождением, чувствует себя среди римлян? И вообще, насколько способны люди приспосабливаться к обстоятельствам?

— Нис, — промолвил он, — а каково это, быть карфагенянином на римской службе? Учитывая историю отношений наших народов.

Нис на время прекратил жевать:

— Каково это? Кое-кто дня три назад уже задавал мне такой же вопрос. Большую часть времени я слишком занят, чтобы задумываться о чем-то подобном. В конце концов, Пунические войны остались в далеком прошлом. В столь далеком, что они, кажется, уже не имеют ко мне отношения. Нынче моя родина входит в состав империи, и это мир, в котором я родился и в котором живу. Возьмем хотя бы римскую армию: она так называется, но в какой степени она «римская»? Посмотри, сколько народов служит теперь под сенью орлов. Если считать и вспомогательные части, то в римской армии представлены все племена империи, а ведь многие из них когда-то тоже воевали с Римом. Теперь мы все неразрывно с ним связаны, но все же порой я задумываюсь… — Нис помолчал, вперив долгий взгляд в тлеющие угольки. — Порой я задумываюсь, а не слишком ли многое уступили мы Риму?

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Макрон, не переставая с аппетитом поглощать рыбу.

— Сам точно не знаю. Просто, где бы я ни был, даже на самых отдаленных задворках империи, короче — всюду, куда добрались римские солдаты, мне встречалось одно и то же. Римские постройки, римские дороги, римские пьесы, поставленные в римских театрах, римские история и поэзия в библиотеках, римская одежда на улицах и римские слова на устах людей, которые в жизни не видели и не увидят Рима.

— Ну и что тут дурного? — пожал плечами Макрон. — Разве все туземное было лучше римского?

— Не знаю, — честно признался Нис. — Вряд ли лучше, скорее просто другим. А различия как раз и имеют значение.

— Но именно различия и приводят к войнам, — сказал Катон.