— Ознакомьтесь.

Малецкая бегло просматривает запись своих показаний, расписывается.

Въезжаю во двор Речного училища. У дверей толпятся курсанты. Черная форма сидит мешковато, но они уже считают себя речными волками. Фуражки лихо сдвинуты на затылок, в зубах сигареты. Увидев меня, новоиспеченные речники расправляют плечи, выпячивают грудь и втягивают животы. Прохожу через частокол глаз.

В преподавательской от седеющей полной женщины узнаю, что Малецкий у заведующего отделением и освободится не раньше, чем через час. Позволить себе тратить столько времени на ожидание не могу и, решив пока допросить другого соседа Стуковой, сбегаю по лестнице. Через десять минут вхожу в здание строительного управления. Открыв дверь с табличкой: «Отдел материально-технического снабжения», спрашиваю у мужчины, сильно похожего на героя Рабле, где найти начальника отдела, товарища Киршина. Мужчина поворачивает ко мне все свои три, наложенные друг на друга подбородка и тоненьким голосом сообщает, что он и есть тот самый товарищ.

Меня это радует. Снабженцы подобны перелетным птицам, и застать их в кабинете — огромная удача. Прохожу и усаживаюсь за свободный стол.

Проследив за мной сонным взглядом, Киршин интересуется:

— Вы откуда?

Удовлетворяю вполне естественное любопытство. Слышу, как он бормочет себе под нос, что-то вроде: «В прокуратуре и работать уже некому». Понимаю, что он имеет в виду. Сначала Валентина в интересном положении, теперь девица в короткой юбке. На языке вертится ответная колкость, но Киршин поднимает маленькие глазки, уголки рта ползут вверх, щеки раздвигаются в стороны:

— Шучу, шучу…

По-своему оценив шутку, спрашиваю официальным тоном:

— Почему вы решили вскрыть квартиру Стуковой?

Странно, но вопрос ему явно не нравится. Киршин обиженно хмыкает, и от этого огорченно колышется большой живот.

— Я не решал… решал Малецкий.

Наигранно удивляюсь:

— Да-а?.. Мне казалось, дверь ломали вы.

— Я ломал, но… — хмурится Киршин. — Малецкий пришел… Суетился. Говорит, умерла, наверное, старуха. Надо дверь взломать. Я взял топор и… Так что, я простой исполнитель. Идея-то Малецкого… Сильно тревожился он… Роман и при жизни старухи вокруг нее суетился… А тут совсем серый стал…

— Не вижу в этом ничего предосудительного, — замечаю я и жду реакции собеседника.

Ждать долго не приходится. В лице Киршина появляется угодливость, почтение, какая-то восторженность. Это изменение настолько застает врасплох, что я непонимающе таращусь на него.

Лицо Киршина вновь принимает сонное выражение, он вяло шевелит губами:

— Так Малецкий смотрел на старуху… Заботливый… Что ему было от нее нужно?.. Крутился вокруг. А она, этакая дама… Все свысока…