— Пальма!

Овчарка поджала хвост, словно стыдясь за свою оплошность, и спряталась в фанерную конуру.

В доме ни звука. Разноцветные иголки утреннего инея облепили штакетник, поблескивали на ступеньках крыльца. Старший сержант шагнул на крыльцо и постучал. На стук отозвались не сразу. Потом щелкнула задвижка, и дверь приоткрылась. В ее створе старший сержант увидел хозяйку. Она, щуря от солнца сонные глаза, загородила дверь полным плечом.

— Не узнаете, Елизавета Ильинична? — улыбнулся гость.

— Кого я бачу!! — радостно воскликнула женщина. — Микола! Проходи, проходи. Думаю, кто ж это зайшов, що зверюка не лает? Смотри-ка, помнит тебя Пальма. А я ночью чоловика в поездку проводила. До сих пор отсыпаюсь.

В комнате гостю бросилось в глаза новое — увеличенный портрет Даши. На нем Даша была в вышитой украинской кофточке, со спущенными на грудь косами. «Раньше носила только платья, — отметил про себя Николай. — Видно от матери переняла».

— Совсем или в отпуск? — спросила Елизавета Ильинична.

— Совсем.

— Господи! Время-то как летит! Будто вчера в армию уехал, а три года пролетело. Что же я стою? — спохватилась хозяйка. — Раздевайся. Сидай на скамейку. Давай я шинель повешу. Скоро Даша с работы прийде.

— Разве она не учится?

— В вечернем техникуме. И стрелочницей работает.

— Она же в медицинский собиралась?

Елизавета Ильинична вздохнула:

— Туда не просто попасть. Дюже богато ученых стало. Кроме мечты, еще конкурс выдержать треба.

— Не выдержала?

— Ни, — покачала головой хозяйка. — Месяц, наверное, проплакала, а потом поступила на третий курс техникума, на вагонника, и работать устроилась.

— Довольна?

Елизавета Ильинична махнула рукой:

— А грець ее поймет. Вроде, не жалуется, — и ласково, как только может мать о своей дочери, добавила: — Старательная она у меня.

Елизавета Ильинична принесла тарелку с горячим борщом, нарезала хлеб, поставила чашку со сметаной.