И было в Алисе еще кое-что. Она разожгла его страсть так, как не удавалось ни одной женщине, кроме… И дело не только в этом. Алиса была необычна, игрива, наслаждалась своей чувственностью, в которой было все необходимое для настоящего секса, но Роман видел в ней нечто такое, что одновременно увлекало и пугало его. Нечто несовместимое, как смесь лимонного сока со сливками. От Алисы веяло духами разложения и разврата, что и манило, и настораживало. Женщина во вкусе Джорджио. Как раз три необходимых, по его мнению, качества: порочность, порочность и еще раз порочность.

Похоже, она не скрывала своих целей и намерений. Алиса рассталась со своим старым любовником, может, и не навсегда, но сейчас ей нужно было развлечение в качестве «целебного» средства.

Что ж, такой же лечебный бальзам был нужен и его неудовлетворенной похоти.

Звонка на двери не было. Она распахнулась от легкого толчка.

— Вы, я вижу, пунктуальны, — сказала Алиса. — Вовремя пришли. Мне это нравится.

Роман сразу почувствовал возбуждение, но не понял — из-за слов или голоса. Роман разглядывал ее.

Алиса была в босоножках на шпильках. Вряд ли в них удобно ходить, назначение было одно — подчеркнуть выразительные изгибы бедер и выпуклость ягодиц. Юбка была длинная, пышная, из черного шелковистого материала типа атласа. На коленях она струилась мягкими складками, а округлый живот открывала очень низко.

Юбка держалась на поясе-ленточке, пропущенной сквозь петли и завязанной ниже пупка слабым узелком. Очень слабым узелком. Эдаким бантиком с длинными концами, за которые стоит дернуть только раз и… Узелок-бант был как раз на уровне ее лобка. Роману видны были паховые складочки, эти чувственные ложбинки.

Выше юбки открывалось гладкое поле белоснежной кожи. Надет был только жакетик, очень-очень маленький, короткий, едва прикрывавший снизу ее восхитительные груди. Застежка предусмотрена не была. Вырез был очень глубокий — почти от соска до соска. Под жакетом был лифчик, если можно так было назвать это произведение искусства. Все, что Роман видел — а видеть он мог очень многое — было тончайшей сеткой из золотистых нитей. Сеточка только туго стягивала ее пышные формы, но ничего не скрывала.

Волосы были начесаны и уложены гораздо эффектнее, чем тогда в ресторане.

…3а прическу пришлось побороться. Камилла настаивала на гладкой прическе, но Алиса и Оливия объединились против нее, высказавшись за более мягкий, женственный стиль. Впрочем, Роман этого так и не узнал.

Глаза Алисы были подведены, ресницы накрашены, искристые тени подчеркивали фиалковое их сияние. Губы, очерченные темным карандашом, накрашенные, были такие влажные и жадные, что Роман не мог не среагировать.

— Я жду твоего одобрения, — улыбнулась Алиса. — Подойди поближе, рассмотри получше.

Сделав шаг, Роман оказался лишь в нескольких дюймах от нее, только порожек был между ними. Она не отошла, а наоборот, подалась вперед, и эти несколько дюймов перестали существовать. Роман, наклонив голову, хотел поцеловать ее, но язычок ее высунулся раньше, чем губы их встретились. Роман ощутил его трепетание между своими губами, на которых остался ее привкус.

Когда-то его целовали так, но то было давно. А это сейчас.

Твердые ее бугорки с явным намерением, не торопясь, скользнули по его коже. Алиса увернулась из рук Романа и направилась в глубь комнаты.

Вид ее удаляющейся фигуры, покачивающиеся бедра, тонкая, как стебелек, талия, возбудили Романа настолько, что белье стало ему помехой.

Комната освещалась только розовыми бликами камина и мерцанием нескольких высоких свечей фаллической формы, источающих в довершение всего запах мускуса.

— Тебе придется это по вкусу, — сказала Алиса, передавая ему резной хрустальный стаканчик, наполовину заполненный янтарным напитком.

Роман пригубил.