— Ясно. Что с моей ногой?

— Шрам неглубокий. Пересадим небольшой лоскут живой ткани. Мышечная же ткань, по-моему, в полном порядке. Послужит вам. За исключением лыжного спорта, марафонского бега или…

— Или балета?

— Да, пожалуй, и балета.

— Дайте подумать… Хорошо. А лицо?

— Морщинку на веке, если хотите, я могу удалить прямо сейчас, амбулаторно. Но стоит ли? Она так мала. Немного косметики…

— Сделайте это. А кожа?

— Все это можно, да и нужно было делать много лет назад. Не стоило вам так долго терпеть. Сейчас это будет сложнее, но все же осуществимо. Ваше лицо будет как новенькое!

— Нет!

— Нет?

— Не «как новое». Просто новое. Я хочу изменить внешность.

— Изменить? Но мадам! Вы красивы сейчас! Многие мои пациенты готовы жизнь отдать за ваше лицо.

— Вы подарите его им. Я же хочу совершенно другое лицо.

— Мадам, около ваших глаз всего пара морщинок. Я мог бы…

— Нет! Вы меня слышите? Новое лицо! Подбородок поуже, тонкий нос. Щеки… Что вы предлагаете?

— Предлагаю? Я предлагаю оставить все, как есть. Что за фантазии у вас…

— Назовите это женской блажью, причудой очень богатой женщины. Почему вас не устраивает то, что я хочу сменить устаревшую модель на новую. Это моя прихоть, если хотите.

— Мадам, процедура не безболезненная. Любое, даже самое малое хирургическое вмешательство имеет свои последствия, опасность.

— Боль? Боли я не боюсь. Боль, к вашему сведению, бывает разная. Так что я привыкла к боли.

Олаф Густафсон глядел на кончики пальцев.