Я скривилась и покачала головой, рассыпав волос по плечам.

— Я не могу переваривать то, что увидела, бездействуя. Тебя там не было, Мишель, — сглотнув, я прикрыла на миг веки. Во рту появилась горечь — стоило вспомнить о зловонии, пожиравшей изнутри дом феи. — В горле до сих пор стоит ком. Меня переполняют эмоции, гложут душу и не позволяют отложить выяснение деталей в долгий ящик. Прости, сестра, но я должна удовлетворить свое неугомонное любопытство.

Выговорившись, я плотно сжала губы, морально готовясь к обороне, но сестра, как всегда, поразила меня переменой своего настроения.

— Я не собираюсь привязывать тебя к батарее или обездвиживать при помощи магии, — она обреченно вздохнула, медленно выпуская мое плечо. Я с интересом наблюдала за внезапно помрачневшей сестрой. — Ты вольна делать все, что пожелаешь, но обещай, что будешь беречь себя! Вокруг творится беспредел, которому должна положить конец Верховная Ведьма, но она, похоже, взяла отпуск и махнула на острова кости погреть. Или лично приложила руку к происходящему безумию, что совершенно не удивляет…. Маги мрут, как мухи.

Я растерянно пожала плечами.

— Не думаю, Мишель. Если бы она хотела извести нас, то придумала способ подейственнее — оружие массового поражения, а не истребление волшебников поодиночке. Зачем ей так мелочиться? — я задумчиво хмыкнула. — Возможно, мы недооцениваем нашу правительницу, но и монстра из нее делать не стоит. Она оберегает нас, насколько позволяет ее власть и могущество.

— Фамильяры исчезли с улиц — что ты на это скажешь?

Я непроизвольно посмотрела в окно. Деревья, сбрасывающие пожелтевшую листву, смотрелись сиротливо и несчастно — ни единой птицы на ветвях, ни малейшего намека на жизнь. Обычно голуби и вороны галдели, раз за разом пытаясь поделить ветвь клена. Пустовал и кипарис с пышной темно-зеленой кроной, способной уместить стаю птиц. Что-то было не так….

В помещении сгущалась тьма, будто одеяло на голову накинули. Гардины перестали колыхаться, сквозняк умолк, на улице воцарилась пугающая тишина. Возмущенный голос Мишель унесся прочь. Быстро, словно удаляющийся от станции скоростной поезд. Я оказалась в кромешном мраке, вокруг ни души, лишь звуки, которые невозможно разобрать. Обрывки слов, шепот сотни голосов — он щекотал изнутри, заставлял сердце спотыкаться. Перья касались моих рук острыми краями, хотелось их оттолкнуть, но я не могла пошевелиться. Повсюду шелестели крылья птиц, рассекали воздух перед лицом. Было трудно дышать. Звон, нарастающий в ушах, будто натянутая струна, грозящая вот-вот порваться — и вдруг он резко разбился, когда в горле уже застрял крик. Обрушился гулкими осколками, растаявшими в пустоте. Тишина заполнила комнату так внезапно, что я решила, будто оглохла. Потом поняла, что все еще слышу собственное дыхание и шум крови в ушах. Вернувшись в сознание, я снова слышала и видела, а пульс долбил в висках. Меня охватило странное чувство, будто какой-то частью себя я знала, о чем шептали те голоса….

— Эш? — раздался испуганный голос Мишель, и ее твердые руки, впившиеся в плечи, резко встряхнули меня.

— А? — протянула я, медленно поворачивая голову, чтобы посмотреть на сестру. Когда мы встретились взглядами, она ахнула.

— Что произошло?

Я нахмурилась, пытаясь понять, о чем Мишель спрашивала. Ноги стали ватными, безвольность разлилась по всему телу. Нетерпеливо застонав, сестра приставила меня к стене, чтобы я не завалилась на пол.

— У тебя глаза светятся. И кулон, — произнеся последнее слово, она посмотрела на мою шею. Не сладив с обмякшим языком, я опустила глаза — розово-золотистый камень ослепляюще полыхал. Теплый, мягкий свет, озаряющий все пространство вокруг нас. Оторвав от него взгляд, я подняла глаза на взволнованную Мишель.

— Ничего необычного, — я старалась говорить буднично, но сестру, обладающую даром читать настроение, не обмануть.

— Ты что-то скрываешь, — уверенно заявила она и отстранилась. Сложив руки на груди, сестра недовольно поджала губы.

— Вовсе нет, — оцепенение спало, и я смогла пожать плечами.

— Я же чувствую! Тебя что-то потрясло! Давай рассказывай, пока я не вышла из себя.

— Да, я что-то скрываю и мне нечего сказать в свое оправдание, — покорно отозвалась я, и мой ответ до глубины души возмутил не только Мишель. Само собой с языка слетело.

Она опустила руки и хотела уже развернуться, чтобы уйти, но я остановила ее. Глядя в темнеющие от злости и обиды глаза сестры, я с мольбой произнесла: