Таким образом, мятеж, поднятый стареющей военно-политической номенклатурой во главе с Крючковым, Язовым и Павловым, был подавлен (по воле большинства населения СССР) молодым демократическим движением во главе с Ельциным.

Заговорщиков можно было условно разделить на три группы:

– «махровые коммунисты» – те, кто не хотел ничего даже слушать о реформировании КПСС, об обновлении сталинского гибрида – СССР, об экономической реформе, о демократизации общественной жизни и т. д.;

– «карьеристы» – те, кто определенно знал, что после подписания нового Союзного договора они неизбежно будут отправлены в отставку;

– «патриоты» – те, кто видел загнивание КПСС и переживал за неизбежный распад СССР, но искренне думал, что эти объективные процессы можно остановить силой оружия (как в Северной Корее или Латинской Америке).

Интересы этих трех групп совпали, они быстро нашли друг друга, а перспектива подписания нового Союзного договора, как катализатор, ускорила военное выступление, что по сути своей было непростительной авантюрой, ускорившей распад СССР.

В результате путчисты забили последний гвоздь в крышку гроба СССР, и теперь речь могла идти только о цивилизованном разводе без крови и битья посуды. Но этого также полностью избежать не удалось.

В СССР начался хаотичный, неуправляемый аналог британскому выходу из ЕС – своего рода брексит, но по-советски: без переговоров об условиях выхода из СССР и новых границах.

По результатам переговоров, если бы таковые состоялись, союзные республики в соответствии с «брачным договором» должны были стать независимыми с тем «наследством», с которым они были приняты в СССР. Другими словами, в рамках границ 1922 года.

Полагаю, что заговорщики не заслужили амнистии, которую они в 1994 году получили. Они государственные преступники. Именно они помешали подписать 20 августа новый Союзный договор, который мог отсрочить на несколько лет ускоренный распад страны. За это время был шанс провести либо необходимые экономические и политические реформы, либо соответствующие переговоры о цивилизованном «разводе».

Я обладаю совсем не авантюрным характером, стараюсь по возможности просчитывать свои шаги и их последствия, но иногда, в соответствии с обстоятельствами, рискую, проявляю безрассудство и не всегда выигрываю. Это относилось к кулачным боям в ранней молодости, когда однажды я был очень сильно помят деревенскими парнями. Или к попытке съехать по «черной трассе» на горных лыжах с одной из альпийских вершин: меня потом при помощи специальных саней-носилок и скорой помощи эвакуировали местные спасатели.

Однажды на небольшом катамаране я один уплыл далеко в море и на крутом вираже опрокинул его буквально себе на голову – в результате опять спасатели.

Но я не могу отнести к безрассудству свое активное и осмысленное участие в подавлении путча в августе 1991 года. Я ни на минуту не сомневался в нашей правоте, не испытывал колебаний и страха. Готов был и шел, как бы пафосно это ни звучало, за Ельциным до победного конца.

И этот эпизод с танком, на котором мы, сторонники президента, были с ним вместе в те первые часы путча, когда казалось, что всё уже потеряно, – однозначное тому подтверждение.

Никогда не сожалел и горжусь тем, что было сделано нами в августе 91-го, и тем, что флаг из моего кабинета был впервые официально поднят над Россией. Ничего общего с «цветными революциями» это не имело, народ вышел на улицы, чтобы противостоять военному перевороту.

В октябре 1993 года я также поддержал решительные действия Бориса Ельцина, который исполнил свой нелегкий долг президента и главнокомандующего по предотвращению гражданской войны и распада России.