После нескольких небольших порций виски Гайдар отвел меня в сторону:
– Вы многого не знаете, не было никакой команды… Было некоторое количество случайных людей. А потом я оказался козлом отпущения.
– Ну, экономический-то блок, например Шохина, вы хорошо знали?
– Да, думал, что плохой министр социальной защиты может стать хорошим вице-премьером экономического блока. Ошибся. Александр профессиональный предатель и интриган, ради карьеры предавал и будет предавать всю оставшуюся жизнь…
– А Авен, Нечаев, Борис Федоров?
– Боря – это да. Это финансист от Бога. Авен? Вы что, еще не читали моих мемуаров? Там есть маленький пассаж про Петю. Не хочу лишний раз вспоминать – расстраиваться, я вам пришлю. Что касается Нечаева, то он был моим другом, но явно не тянул в должности министра экономики.
– К Ельцину вас привел Бурбулис.
– Да, это так. Бурбулис умный манипулятор и психолог. Он наивно полагал, что хвост всегда будет вертеть собакой, но Ельцин быстро всё про него понял и без особых сожалений с ним расстался.
Позже я прочитал книгу Гайдара
«Вопрос состоял в том, смогут ли эти люди, такие разные, наладить взаимодействие, работать слаженно, как команда. Тем более что некоторые из них не имели ни малейшего опыта работы в бюрократическом аппарате.
Может быть, самый яркий пример в этом плане – министр внешнеэкономических связей Петр Олегович Авен. ‹…›
Никогда не работал чиновником, ничем, кроме своего письменного стола, не заведовал. Надо признать, что Авен оказался неважным организатором. Ему мешало не только отсутствие опыта, но и нервы, частые перемены настроения. Всё это делало его крайне уязвимым, а место главы одного из ведущих министерств было соблазнительным, с весны 1992 года многие его добивались.
Вопрос о замене Авена Борис Николаевич Ельцин обсуждал со мной регулярно. Основной аргумент был один и тот же: “Ну, Егор Тимурович, он, может, и хороший специалист, но вы же видите – не министр”».
А тогда, в 97-м после признаний Гайдара мне стало совсем тошно, под каким-то предлогом я распрощался и, очень расстроенный увиденным и исповедью Гайдара, уехал. Лучше бы он мне ничего не говорил об их внутренней кухне.
Единственное, что я бы поставил Гайдару в плюс, это то, что к нему практически ничего не «прилипло». За ним, в отличие от многих «талантливых на руку» членов правительства, не потянулся длинный коррупционный шлейф даже после отставки.
Полагаю также, что зря Гайдар после работы в правительстве занялся активной политикой, это не его призвание. Партию «Выбор России» он практически самостоятельно развалил, был непоследователен. В политике он выглядел еще более беспомощным, чем в экономике.
Накануне президентских выборов 1996 года Гайдар открыто выступал в средствах массовой информации против участия в выборах Бориса Ельцина, а потом, в последний момент, может быть, даже слишком поздно, его все же поддержал…
Гайдар не понимал, что в этой драматической череде событий главной задачей нашей политики было во что бы то ни стало сохранить именно Ельцина. Он был мотором и стержнем всех преобразований в постсоветской России, главным вектором развития реформ.
Глубоко убежден, что только Борис Николаевич в те кошмарные времена своим авторитетом и волей мог удержать страну в повиновении и гарантировать проведение серьезных реформ. Годы его правления по тяжести и драматизму не сравнить ни с какими трудностями последующих лет, которые легли на плечи Путина или Медведева.
Поэтому даже тогда, когда казалось, что Ельцин ошибается, Гайдару следовало его решительно поддерживать, потому что любой другой лидер, придя к власти, в целях самосохранения запретил бы само понятие «экономических реформ», до того они оказались болезненны для населения.