Егор Гайдар

С Егором Гайдаром я познакомился в 1991 году после подавления августовского путча на одном из совещаний у Бурбулиса. Геннадий в качестве госсекретаря поздними вечерами собирал у себя в кабинете в Белом доме различных специалистов. Целью было проведение своего рода «мозговых атак» по различным вопросам государственного строительства и экономической реформы.

На одной из таких встреч выступал Гайдар. Я, конечно, читал пару его теоретических статей еще в журнале «Коммунист», но был от них не в восторге – видоизмененный литературный пересказ общеизвестных истин, своего рода полуплагиат. Вообще-то, откровенно говоря, общеизвестно, что практика – критерий истины, а у него не было ни одного дня практики.

На совещании Гайдар жонглировал терминами и цифрами. Его «программа» – это почти калька с «шоковой терапии», реализованной с огромными потерями Лешеком Бальцеровичем в Польше. В прениях я об этом напомнил Гайдару, и особенно о том, что сам Бальцерович уже давно признал ее полную несостоятельность.

Разговор получился по формуле «в огороде бузина, а в Киеве – дядька». Я ему о том, что предлагаемые им меры приведут к гиперинфляции, товары появятся лишь потому, что у населения совсем не будет денег для их покупки и народ начнет тихо вымирать, а больное народное хозяйство потеряет ведущие отрасли и потенциал к восстановлению. А он мне – это неправда, как-нибудь срастется, а рынок всё отрегулирует, мы завалим страну товарами, посмотрите на развитые страны.

В результате Гайдар на меня очень обиделся. Конечно, не ошибается тот, кто не работает. Это совершенно верно. Даже говорят, что на ошибках учатся, – и это верно. Но на тот момент было уже поздно учиться, надо было грамотно действовать. В результате из-за реформ Гайдара и его единомышленников страна безвозвратно потеряла миллионы людей и целые отрасли народного хозяйства.

По стечению обстоятельств, после ухода в ноябре 1990 года Григория Явлинского из первого правительства Ивана Силаева (в результате политики Михаила Горбачёва по скрещиванию программы «500 дней» и предложений союзного премьера Николая Рыжкова) именно меня, в качестве министра экономического блока, премьер-министр послал в Польшу на встречу с Лешеком Бальцеровичем – общепризнанным «отцом шоковой терапии». Этот вариант мы тоже рассматривали как один из возможных, но не приоритетных.

С Бальцеровичем мы беседовали несколько часов. Я ушам своим не поверил: конфиденциально, с просьбой на него не ссылаться, он говорил мне, что, доведись начинать с самого начала, он бы всё сделал иначе, но поскольку механизм уже запущен, надо продолжать, несмотря на бессмысленные экономические и социальные жертвы, – иначе последствия окажутся еще более драматичными… В декабре 1991 года, через пару месяцев после этой встречи у Бурбулиса, автор «шоковой терапии» Бальцерович в знак признания провала его экономической политики даже не был включен в состав очередного польского правительства.

О результатах встречи в Варшаве я доложил Силаеву, и мы еще раз убедились, что наши предложения, которые больше походили на экономические реформы в Венгрии, Чехии или даже отдаленно в Китае, но с нашими национальными коррективами, были более предпочтительны для тогдашней России.

Ельцину я также об этом написал и передал короткую записку, которую он наверняка прочитал, в чем я убедился позже, когда он мне объяснял, почему я должен уехать из России и прекратить споры с Гайдаром.