В русской школе я стала учиться только с пятого класса. До этого я ходила в украинскую школу, и перестраиваться мне было трудно.

Школа размещалась в новом современном здании, где были раздевалка, большая библиотека и спортивный зал. Наша классная руководительница, пожилая женщина, понимала, как мешает мне плохое знание языка, и много занималась со мной, чтобы я поскорее освоила русский язык. Очень часто после уроков она уводила меня к себе домой. Там мы обедали, а потом она занималась со мной русским языком.

Наша школа имела и клуб. Для него было построено отдельное здание. При клубе работали всевозможные кружки. С детьми учебного хозяйства в клубе занимались воспитатели. Это было похоже на современную продленку. Там мы учили уроки, готовили домашние задания, организованно ходили на прогулки. Сотрудники хозяйства организовывали для нас представления и вечера. Мама шила для девочек пышные юбки из тюля и делала разные маски.

Я была проворной и ловкой девочкой, и, заметив это, моя учительница записала меня в гимнастический кружок.

Я стала заниматься гимнастикой. Сначала у меня не все получалось, но я очень старалась.

Однажды на школьном вечере я выступала с чардашем, напевая при этом по-венгерски. Мое выступление всем очень понравилось. Мама смотрела на меня радостными глазами, а затем даже немного прослезилась.

— Доченька, ты совсем забыла венгерский язык, — сказала она с горечью, когда я спросила, почему она плачет.

Осенью мы переехали в Москву, где нам дали самую большую комнату в трехкомнатной квартире со всеми удобствами. Отчим с нами не поехал, он остался в учебном хозяйстве. Жили мы тогда очень скромно, хотя квартплата и паровое отопление стоили буквально копейки. О ремонте тоже не нужно было беспокоиться, так как по заведенному порядку раз в два года всем жильцам, независимо от того, хотели они этого или нет, делали ремонт квартиры, и притом бесплатно.

Мама по состоянию здоровья работала на дому: мастерила красивые абажуры из шелка и новогодние игрушки. Материал ей давали в ателье.

Иногда приезжал отчим, привозил масло, мед, яблоки, но мама ничего не хотела брать у него. Я тайком от мамы брала продукты и ставила на подоконник, который в зимнее время выполнял у нас роль холодильника.

По соседству с нами жила семья, приехавшая из провинции: отец, мать, дочь и два взрослых сына с женами. Комната у них была большая, метров тридцать, и ее перегородили занавесками. Сыновья были рабочими на заводе. Зарабатывали они хорошо, ни в чем не нуждались, кроме квартиры, а с жильем в те годы в Москве было трудно.

И снова я пошла в новую школу. Здесь я пристрастилась к чтению и театру. Записалась одновременно в несколько библиотек. Я активно включилась в школьную жизнь и стала участвовать в различных конкурсах.

Самые лучшие воспоминания остались у меня от летних пионерских лагерей, которых так много в Подмосковье, на берегах рек возле лесов. В лагерях дети жили на всем готовом, ни в чем не нуждаясь. На лоне природы, на свежем воздухе они становились крепче и здоровее.

Мама часто навещала меня в лагере. Однажды она привезла мне красивые кавказские сапожки. Я очень обрадовалась, а мама печально сказала:

— Это Чиллаг тебе прислал. Мне, к сожалению, снова придется лечь в больницу, но к твоему возвращению я уже буду дома.

Тогда я еще не знала, что мама готовится лечь на операцию. Не знала я и того, что ее и до этого оперировали и удалили несколько ребер, чтобы помочь легким работать. Мама никогда не говорила о своей болезни, не жаловалась на трудности, а я, занятая своими детскими заботами, ничего не замечала.