В одном из просторных бараков был оборудован клуб, создана библиотека, в которой работало несколько пленных австрийцев, немцев и румын. Их называли антифашистами. Раньше они участвовали в рабочем движении, а здесь, в лагере, вели политическую работу среди военнопленных. Особенно странным было то, что наиболее активными антифашистами из них были как раз немцы: унтер-офицер и обер-лейтенант авиации.
Пленные воспринимали деятельность антифашистов довольно прохладно, стремились подчеркнуто отделиться от них, обходили их стороной, более того, многие пленные, особенно офицеры, открыто называли их предателями.
В библиотеке имелась политическая и художественная литература на немецком и английском языках. Из-за длившегося целыми днями безделья многие из пленных, образно говоря, голодали по книгам, но, несмотря на это, сначала очень немногие, а точнее, почти никто не пользовался лагерной библиотекой. Офицеры открыто или тайно угрожали тем, кто осмеливался приблизиться к клубу.
Во вновь прибывших венгерских группах тоже встречались люди с опытом революционного и рабочего движения, которые попали на фронт в штрафные роты за свои политические убеждения. Теперь и мы, венгры, имели своих представителей в небольшой среде антифашистов. Библиотека получила литературу и на венгерском языке. Это были острые политические статьи Ильи Эренбурга на актуальные политические темы, а также произведения венгерских коммунистов, живших в политической эмиграции в Москве. Здесь мы впервые познакомились с сочинениями Белы Иллеша и Шандора Гёргея, стихами Андора Габора, литературными произведениями и историческими статьями Йожефа Реваи.
Венгерские коммунисты, проживавшие в эмиграции в Москве, создали заграничное бюро Венгерской коммунистической партии. Когда Хорти бросил Вторую венгерскую армию на Восточный фронт и все больше венгерских рабочих и крестьян и офицеров-запасников, в основном из числа служащих и сельской интеллигенции, стали попадать в плен, заграничное бюро начало направлять своих членов в лагеря для военнопленных. Посланцы Венгерской коммунистической партии установили связь с венгерскими военнопленными, проводили среди них беседы, культурную и политико-воспитательную работу.
Заграничное бюро партии прилагало большие усилия для того, чтобы разъяснить венгерским военнопленным, а также солдатам венгерской армии на фронте и даже мирному населению Венгрии бесцельность и пагубность этой грабительской войны, ведущейся вдали от их родины за чуждые им интересы.
Однажды нам сказали, что сегодня мы можем не ходить на работу: к нам придут комиссары для беседы с нами. Мы стояли около указанного барака и с любопытством ждали приглашения на беседу. Каково же было наше удивление, когда к нам на чистейшем венгерском языке обратились двое ничем не примечательных мужчин, одетых в советскую военную форму без знаков отличия.
Было очень приятно слушать родную речь, откровенно делиться с этими почтенного возраста людьми своими сомнениями, которые продолжали мучить нас.
Маркович рассказал, что дома и на фронте наши офицеры распространяют ложь, будто русские мучают, а потом убивают всех военнопленных, что Москва окружена.
— Но, как вы видите, с нашей головы не упал ни один волос, и мы на поезде спокойно доехали до самой Москвы, — заключил он.
— Это очень интересно, — заметил один из комиссаров. — Было бы здорово, если бы вы обо все этом написали. Тогда венгерские солдаты узнали бы, по крайней мере, правду.
Беседа наша длилась долго, и комиссары пообещали прийти к нам еще. Прощаясь, они дали нам несколько экземпляров газеты. Это была газета венгерских военнопленных «Игаз со» («Правдивое слово»), издававшаяся в Москве венгерскими эмигрантами. Авторами многих статей в газете были сами венгерские военнопленные.
Постепенно у нас пробудился вкус к печатному слову, мы часто стали заходить в клуб, читать библиотечные книги, с нетерпением ожидали свежих номеров газеты «Игаз со». И в то же время довольно часто спорили, дискутировали между собой.
Маркович, пообещавший комиссарам написать в газету статью в форме письма, целыми днями озабоченно ходил взад-вперед по лагерному двору. Ведь это была его первая в жизни статья в газету. После долгих раздумий и внутренней борьбы родилось короткое, но емкое по содержанию письмо, в котором одновременно говорилось и о прошлом, и о настоящем, и о будущем. Письмо звучало так:
«Дорогая мама! Я жив, здоров, чувствую себя хорошо. Не верь тому, будто в России убивают пленных. Кормят нас нормально. Береги наших двух поросят. Хорошо откорми их; вернусь домой, начнем новую жизнь».
Когда в лагерь прибыл очередной номер газеты «Игаз со», один из наших товарищей, военнопленный Имре Прибуш, в сильном возбуждении кинулся к Марковичу, который в то время как раз мыл полы. Потрясая газетой, Прибуш с возмущением набросился на него:
— Что ты наделал, Маркович? Ты стал предателем, обрекаешь свою мать на смерть!
Маркович, ничего не понимая, смотрел на этого возмущенного человека и только потом наконец сообразил, в чем дело.
— А что? Разве я написал неправду? Ведь русские не убили ни тебя, ни меня…
Но все-таки еще долго у него болела душа за судьбу матери.